|
Дидье Дрогба. Автобиография.
|
|
| Фил | Дата: Четверг, 16.11.2017, 19:30 | Сообщение # 1 |
 Ключевой
Группа: Болельщики
Сообщений: 263
Награды: 1
Статус: Оффлайн
| Дидье Дрогба. Автобиография. Автор Сергей Челеевский
Пролог.
Au revoir
Моуринью снял с кубка корону и повесил мне на голову, словно я король «Стэмфорд Бридж
Я хотел сыграть последнюю игру за «Челси» на «Стэмфорд Бридж». Ещё я желал, чтобы люди узнали об этом заранее, поэтому сделал объявление за несколько часов до начала последнего матча сезона. Мы будем получать чемпионский трофей, и я смогу откланяться перед публикой так, как хотел. Это значило для меня больше, чем кто-либо мог себе представить. Хотя те, кто меня знал, понимали, насколько важной я считал эту возможность попрощаться.
Всю жизнь судьба выдёргивала меня из тех мест, от тех людей, которых я любил, зачастую через переживания, зачастую вообще несмотря на моё нежелание уходить. Но в этот раз наконец-то всё будет иначе: именно я решил сказать: «Оревуар», - что в переводе с французского означает «увидимся», и прощание ощущалась совершенно иначе.
Перед стартовым свистком за моей спиной провели кое-какие приготовления. К моменту выхода на поле тренер поговорил с Джоном Терри, и они решили отдать мне капитанскую повязку, что очень тронуло. Также, несмотря на обычные договорённости, меня номинировали на роль пенальтиста на случай, если мы заработаем одиннадцатиметровый. И финальная затея была обговорена между Жозе Моуринью и Диком Адвокатом, причём в неё посвятили всех игроков, а я узнал слишком поздно, когда уже ничего не мог поделать.
Игра получилась серьёзной, отнюдь не прощальным парадом или выставочным поединком. Через полчаса из-за вечной проблемы с коленом пришлось уходить на скамейку. Я готовился покинуть поля и внезапно осознал, что меня уже окружила вся команда. В следующий миг понял, что Джон Оби Микел и Бранислав Иванович пытаются поднять меня и на руках вынести с поля. Я засмеялся от удивления, хотя надо отметить, что было реально неудобно. Пусть я постоянно и пытаюсь развлекать людей, но на самом деле я очень застенчивый и если оказываюсь в центре событий не по своей инициативе, то мне не по душе обрушивающееся внимание. Разумеется, мои партнёры по команде это знали, сначала я протестовал, но потом понял, что это бессмысленно. Даже думаю, что они, зная мою эмоциональность, хотели заставить меня плакать. Что ж, не удалось! Весь стадион приветственно аплодировал, когда я покидал поле и старался каждому помахать рукой. Это был счастливый момент, вовсе не грустный.
Мы уверенно выиграли матч, и вот тогда уже началось веселье. Сперва получение трофея. Я никогда не относился к титулам как самим собой разумеющимся вещам, потому что мне никогда ничего не доставалось просто так. Моя жизнь только подтверждает это. Ты можешь выиграть что-либо сегодня и думать, что через год победа снова будет за тобой. Следующее, что ты осознаёшь: ты уходишь в другой клуб, или команда будет другой, и нужно ждать 5 лет до следующего триумфа – как было в случае с «Челси». Поэтому я всегда считал, что важно наслаждаться каждым трофеем, как последним, поскольку он действительно может стать для тебя таковым.
Я захватил с собой маленькую видеокамеру, чтобы запечатлеть как можно больше фрагментов того дня. Воспоминания всегда будут в моём сердце и в моих мыслях, но мне хотелось сделать это для других: для семьи, для моих детей. Таким образом, эту память смогут сберечь и они. Плюс я увижу множество счастливых лиц, просматривая видеозапись.
Было немало радостных моментов во время празднования. Момент, когда тренер снял корону с кубка и повесил мне на голову, словно провозглашая меня королём «Стэмфорд Бридж»; момент, когда я оббегал стадион по кругу с кубком, чтобы разделить радость от его завоевания с болельщиками, без которых клуб и игроки были бы никем; момент, когда я произносил прощальную речь перед заполненным стадионом.
Это было потрясающе, хоть и нелегко в плане эмоции, так как я наконец мог во всеуслышание поблагодарить особенных для меня людей, так сильно помогавших в течение многих лет. Сперва я поблагодарил мистера Абрамовича за всё, что он сделал для клуба. Его щедрость была вознаграждена, поскольку мы выиграли все возможные турниры. Затем я сказал спасибо Жозе Моуринью, действительно the Special One для меня, так как он дал мне шанс оказаться в этом клубе, а потом ещё раз туда вернуться. Также среди многочисленных одноклубников я отдал должное Фрэнку Лэмпарду, ещё одному особенному парню, ведь без всех его голевых передач у нас не было бы такого количества голов или трофеев. Для самого Фрэнка тот день был последним в Англии в качестве футболиста, но в типичной для него неэгоистичной манере он ещё с утра отправил нам всем сообщения, поздравив «своих братьев» с чемпионством.
В раздевалке было ещё больше веселья, распевания песен, танцев и очень много шампанского. Не думаю, что хоть кто-то из игроков остался не облитым мною. В один момент владелец клуба (обливания которого я, надо признать, избежал) понял, что я остался единственным, на кого не пролили ни капли. Поэтому он убедился, чтоб кто-то добыл ещё одну бутылку и окатил меня. Я покидал раздевалку последним, желая насладиться каждой секундной последнего пребывания, смакуя её вид и запахи, раз и навсегда запоминая каждую её деталь в голове, благодаря чему никогда не забуду, как это было и какая это честь – быть частью её истории.
Может, для кого-то это будет неожиданным, но у меня совсем не было слёз. В 2012-ом, уходя в первый раз, я вёл себя крайне эмоционально. Мы только что выиграли Лигу чемпионов. У меня был трудный сезон, но как команда мы построили нечто поистине сильное, единое, что и позволило нам завоевать этот долгожданный трофей. В тот момент я реально не хотел уходить, поэтому очень переживал. Вдобавок мне казалось, я никогда не вернусь в «Челси». Тот уход был для меня финалом.
Теперь же расставание проходило с другими чувствами. Я знал, что вернусь. Это не конец для меня и для клуба. За несколько дней до этого клуб дал слово, что примет меня назад по окончании игровой карьеры. И они этого хотели, и я. Знать, что будет дальше, было привилегий.
В раздевалке ко мне подошёл Жозе. Почти все уже вышли. Мы друг друга прекрасно понимаем, у нас уникальная связь. Поскольку мы оба чувствительные люди, большого количества слов нам не требовалось. Он попросту крепко меня обнял, широко улыбнулся и оставил со словами: «Иди. И возвращайся». Вот так вот просто.
Добавлено (16.11.2017, 19:30)
---------------------------------------------
Глава 1
Иногда приходилось драться за место на полу – на 10 квадратных метрах мы ютились ввосьмером.
Где находится дом?
До того как мне исполнилось пять, жизнь была беззаботной. Наш дом всегда был полон смеха, людей, в нём кипела бурная жизнь. Мы жили в Абиджане, самом большом городе Кот-д’Ивуара, расположенном на южном побережье страны. Семья не была зажиточной, но в детстве никто из нас не чувствовал в чём-либо острой нужды. Однако отец, Альберт, вырос в нищете, и для него всё начиналось тяжело: потерял папу, кормильца семьи, когда ещё был совсем маленьким пареньком. Стараясь всему научиться самостоятельно и преуспеть в жизни, мой отец построил отличную карьеру банковского служащего, работая в главном отделении местного банка, BICICI, в абиджанском бизнес-центре. Это позволяло ему поддерживать финансово собственную мать. А к моменту моего рождения, 11 марта 1978 года, отец благодаря усердному труду смог даже построить дом для всей семьи.
Сразу после смерти его отца мой папа стал главой семьи. Поэтому от него ждали поддержки не только собственная мать, жена и дети, из которых я был самым старшим, но ещё и две младшие сестры и их семьи. Такое типично в африканской культуре: глава семьи берёт на себя ответственность за всех, поэтому мои тёти жили в нашем доме вместе с их мужьями и детьми. В результате я вырос в окружении кузенов, тётушек и дядюшек, и это было круто, поскольку никто не мог быть эгоистом. Это тоже присуще нашей культуре: делимся всем, что есть, едой ли, вещами или даже домом. Перед едой, например, мы никогда не садились за стол, не подумав прежде: «Кого ещё нет? Кто ещё не ел?», – и мы звали отсутствующих. Следовательно, я воспитывался в такой атмосфере, где считается нормальным заботиться об остальных, особенно тех, кому повезло меньше, чем нам. Такое отношение отец прививал мне с ранних лет, и его влияние на меня было действительно большим.
Возле дома был просторный внутренний двор, где все ели, а дети играли. Другие дома тоже имели выход в этот двор, поэтому ты жил с чувством причастности к окружающим людям. Каждый знал своих соседей и уважал их. Жизнь внутри огромной семьи – то, что отложилось в моей памяти из первых пяти лет наиболее ярко. Ещё запомнились ежегодные визиты дяди, Мишеля Гобы, младшего брата отца. Мишель жил во Франции, профессионально играл в футбол, и это делало его практически богом и в моих глазах, и в глазах всей семьи. Он приезжал, весь нагруженный подарками из далёкой страны, о которой я мечтал, и среди них больше всех я радовался футболкам известных команд. К примеру, я был необычайно счастлив, когда из его багажа появилась маленькая реплика формы сборной Аргентины. Дяде удалось обзавестись одной после ЧМ-1982 в Испании, и её ценность для меня была настолько велика, что я храню её по сей день.
Мишель рассказывал о жизни во Франции, делился историями из футбола. Я слушал, как заворожённый. Пусть не всё мог понять из рассказов о жизни, зато определённо смекал, что он имел в виду, когда разговор заходил о футболе. Даже пока я был совсем крохотным, всё, чем я занимался, – играл в футбол. В доме хватало игрушек, но по правде говоря, мне хотелось только гонять мяч. Дядя приезжал вместе с женой, Фредерикой. Она сама из Бретани, и я наслаждался во время её визитов. У них ещё не было собственных детей, поэтому она готова была играть со мной часами. Думаю, я ей нравился, и это было взаимно. Поэтому во время одного из визитов, когда дело шло к отъезду, я начал умолять поехать с ними. В конце концов, дядя предложил родителям взять меня пожить во Франции. «Я буду относиться к нему, как к сыну», – заверил он их.
На тот момент у моих родителей было два ребёнка – я и сестра, Даниэль, совсем ещё младенец. Моя мама, Клотильда заканчивала обучение и планировала устроиться в банк, как и отец. Они понимали, что отправить меня во Францию с Мишелем и Фредерикой означало дать мне шанс жить лучшей жизнью. Жить в Кот-д’Ивуаре тяжело, даже тем, кто получил образование. Поэтому, как и многие африканские родители, они с радостью ухватились отправить своего ребёнка в Европу вместе с родственниками, хотя для них видеть мой отъезд было больно. Они приняли ситуацию как должное, такая практика тоже распространена в Африке, ибо родители понимали, как много я смогу извлечь из переезда – получу образование, буду расти в заботливом окружении дяди и тёти.
Мысли об отъезде приятно волновали меня до того момента, когда настало его время. Спустя несколько недель мы направлялись в аэропорт, и я начал понимать, что на самом деле оставляю маму, не имея понятия, куда в действительности я еду и когда увижу семью снова. Реальность неожиданно обескуражила, и я с тревогой сел в машину, всей душой желая, чтобы момент прощания с ней никогда не настал. Путешествие было очень трудным.
Будучи первым ребёнком и сыном, я был очень близок с матерью, мягким и необычайно приятным человеком. В раннем детстве она называла меня Тито, в честь югославского лидера, которым восхищалась, и иногда вела себя со мной как с верным соратником. Так что для неё помахать на прощание перед моим отъездом в неизвестность было крайне трудно. Что касается меня, то я запомнил только собственные всхлипывания, когда папа, мама и сидевшая у неё на рука Даниэль остались позади.
Я летел во Францию один, сжимая для успокоения любимое одеяло. Полёт занял примерно 6 часов, и всё это время я без остановки плакал. Периодически стюардесса, которой поручили приглядывать за мной, спрашивала о моём состоянии, хотя это и так было очевидно. Путешествие казалось бесконечным, и, пусть даже удалось немного подремать, я выдохнул с облегчением, когда самолёт сел в Бордо и мы наконец-то воссоединились с дядей и тётей.
Когда я оглядываюсь на всю историю спустя много лет, то понимаю, что этот опыт серьёзно повлиял на меня, пусть всё и закончилось в итоге хорошо. Выдёргивание из места, хоть и с твоего согласия, где ты вырос, оставляет след на характере. Когда пятилетний мальчик покидает всех, кого знает, – маму, папу, семью, дом – такое не может пройти бесследно.
Я был выкорчеван с родных мест, но никогда не забывал о своих корнях и долгое время ощущал в них острую необходимость. Как бы ни был я любим дядей и тётей во Франции, меня, как и многих людей, вынужденных начинать жизнь заново на новом месте, поглощало чувство утраты постоянства и стабильности. Учитывая направление жизни в последующие десять лет, этот опыт пошёл мне на пользу, помог стать тем, кто я есть сегодня: человеком, всегда желавшим быть любимым, принадлежать людям и создавать семейную обстановку вокруг себя.
Первый дом новых «родителей» находился в Бресте. Тётя и дядя проживали в хорошей части города, но сказать, что после Абиджана я ощутил культурный шок, означает не сказать ничего. Всё вокруг было намного более серым. И при этом более спокойным! Вдобавок я оказался единственным чернокожим ребёнком в классе, поэтому выделялся аж с первого дня. Хорошо хоть я говорил по-французски и не нужно было учить совершенно новый язык. Однако всё остальное было в новинку. Нужно было заводить новых друзей, есть непривычную еду и вообще налету адаптироваться к новому окружению.
В течение года дядя из «Бреста» перешёл в другую команду, и мы переехали в Ангулем – прекрасный провинциальный городок в 120 километрах к юго-востоку от Бордо, славящийся ежегодным фестивалем книжек-комиксов, которые очень популярны во Франции. Весь сопутствующий переезду опыт, новые друзья, адаптация к незнакомым условиям – всё это пришлось проходить в очередной раз.
В те первые годы я регулярно проводил игровое время вместе с учителями, потому что никто из ребят не хотел со мной играть. Я был аутсайдером и сильно отличался от остальных, они чувствовали это на уровне подсознания, но скорее игнорировали меня от неведения, а не из-за расистских чувств. Цвет кожи словно бы противопоставил меня им, поэтому никто не был заинтересован в том, чтобы становиться моим другом. Некоторые даже прикасались к моей коже, дабы убедиться, что она реально такого цвета! Они ещё много не знали о жизни, поэтому я их не виню, хотя аналогичная ситуация повторялась каждый раз, когда приходилось менять школу. Постепенно, после нескольких недель, жизнь налаживалась, и я даже сближался с кем-то из ребят, но начала каждого учебного года ожидал со страхом, потому что постоянно оказывался в статусе новенького. Каждый раз нужно было вставать, рассказать о себе, и для меня это было сплошным мучением. Как и все дети, я всего лишь хотел подружиться с остальным, но требовалось время, прежде чем барьеры между нами исчезали. А после, стоило мне лишь почувствовать себя привыкшим к людям, мы опять переезжали.
Моей самой большой проблемой было не завести друзей, так как в результате я всё равно этого добивался. Проблемой было их сохранить. Всякий раз накатывала угнетающая предсказуемость, ибо я знал: стоит мне только обзавестись приятелями, как скоро придётся уезжать. Осознавать такое было сложно.
Плюс ко всему вскоре я осознал, что в большинстве мест, где доводилось жить, нас воспринимали с любопытством. Я замечал, как во время наших с дядей прогулок занавески в домах буквально подёргивались из стороны в сторону, а за ними соседи наблюдали, как мы идём мимо. Иногда люди вообще без стеснения глазели на нас и отводили взгляд, лишь когда понимали, что мы смотрим на них в ответ. Пожалуй, мы были главной темой для любопытства всех соседей. Сейчас я отношусь к этому с усмешкой, но тогда было нелегко.
Вскоре после моего прибытия Мишель и Фредерика подали заявление, чтобы официально стать моими опекунами во Франции. Бумажная работа по этому вопросу была сложной, сама процедура требовала много времени. Время вышло, мне нельзя было больше оставаться в стране, и после двух лет пребывания во Франции я вернулся к родителям в Кот-д’Ивуар. Я приехал на каникулах летом 1985-ого, мне было семь. Было круто снова пожить с моей семьёй, меня прямо-таки распирало от счастья.
Дело в том, что во Франции случались моменты, когда я чувствовал тоску и одиночество. Я выживал благодаря редким (и очень дорогим) телефонным звонкам от родителей, но какой же мукой было вешать трубку после разговора с мамой, которую я так желал повидать. После них я медленно добирался до своей комнаты, ложился на кровать и просто плакал, потому что сильно по ней скучал.
К моему возвращению на родину отец на работе получил назначение в столицу, город Ямусукро, располагающийся в 100 километрах к северу от Абиджана. Забавно, что в Абиджане проживает 4,5 миллиона человек, а в столице население всего лишь 200 тысяч. Впрочем, меня это мало интересовало. Я просто наслаждался возвращением домой, играл с братом и сёстрами, кузенами и старыми друзьями. По сути, этот год, прожитый дома, я считаю самым счастливым периодом детства. Главное воспоминание о нём – то, что я очень много играл: просто на улицах с ребятами, играл в футбол, не будучи обязанным натягивать какую-либо обувь. В общем, снова наслаждался беззаботным существованием. Иногда участвовал в футбольных турнирах вместе с кузенами и получал травмы – не особо серьёзные, но всегда одни и те же, и папа очень злился, что я играю без обуви. Сам факт, что я не нуждался в ней для защиты ног, объяснялся тем, насколько непринуждённо протекала жизнь дома. Мы играли часами, сражались за трофеи, сделанные из обрезанных пластиковых бутылок, которые наполнялись сладостями, и представляли, что это наши идолы. Моим был Марадона.
Наверное, из-за прошлого опыта, когда я учился быстро адаптироваться в новых условиях, у меня в памяти не уложилось каких-либо трудностей по возвращении домой и налаживанию контактов с новыми братьями и сёстрами. Всё шло естественным чередом. Теперь наряду с Даниэль у меня была Надя, родившаяся на два года позже её, а затем, спустя некоторое время после моего приезда, в октябре 1985-го, появился Жоэль.
Единственное, что не радовало так сильно, так это возросшая требовательность отца в отношении моих школьных успехов. Он по натуре достаточно строгий, поэтому имел определённые ожидания на мой счёт, в том числе и в учёбе. Следовательно, папа не мог терпеть всякой чуши в оправданиях, когда я получал оценки ниже тех, что считались им приемлемыми. Поэтому если я приходил домой не с пятёрками, то подвергался наказанию. У мамы был иной склад характера, она старалась в любой ситуации нас защищать. То есть я получил от родителей наилучшее возможное воспитание: смесь безоговорочной любви и строгой дисциплины. Пусть я не жил с ними слишком долго под одной крышей, этого времени хватило, чтобы их влияние сказалось на мне, чтобы я в дальнейшем опирался на два значимых ценностных ориентира – уважение к окружающим и трудолюбие.
После годичного пребывания в Кот-д’Ивуаре мне сообщили, что дядя с тётей оформили нужные документы, позволяющие им стать моими попечителями, и я мог снова жить с ними во Франции. Неудивительно, что мне не хотелось уезжать из дома. Первый раз был тяжёлым, однако тогда я ещё не осознавал до конца, что оставляю позади себя. Теперь было известно, чем оборачивался отъезд, но я так и не знал, когда увижу родных опять. Помню, что тогда я думал, будто не вижу их снова вообще никогда. Мы с тётей и дядей сильно любили друг друга, однако это никогда не сравнится с привязанностью к непосредственным родителям, с тем временем, когда они рядом с тобой. Я мог ощущать эту разницу, пусть она и существовала только в голове, ведь дядя с тётей приняли меня как родного. То время было тяжёлым. Из позитивного можно отметить, что их дети, Марлен и Кевин, были мне как родные брат и сестра, и я помогал за ними присматривать и помногу с ними играл.
На этот раз я отправился в Дюнкерк, он находится в северной Франции. Именно там в 1987 году в 9 лет у меня наконец появилась возможность начать играть за полноценную футбольную команду. Чувствовал себя профессионалом и гордился, что мы играли в той же форме, что и взрослая команда, где выступал дядя.
Он играл в линии нападения, в роли центрального нападающего, и многому меня научил, пока я рос. Когда я оглядываюсь назад на свою жизнь вместе с ним, то сразу представляю нас в Дюнкерке, как мы в воскресенье идём на пляж. Дядя показывал мне всевозможные трюки: как использовать корпус в борьбе с защитником, как лучше выбирать время для успешного прыжка. Наблюдая за тем, как он выпрыгивает за мячом вверх, я ловил себя на ощущении, что он висит так целую вечность, как будто бы летает. И я попросту хотел подражать ему абсолютно во всем, поэтому это не просто совпадение, на мой взгляд, что я в результате играл на той же позиции и стал известен среди прочего умением переигрывать защитников и бороться в воздухе. Я ходил на его матчи, смотрел, как играет перед заполненным фанатами стадионом, и увиденное всякий раз укрепляло мою любовь к игре и желание пойти по его стопам. Короче, дядя был моим идолом, и без него я бы точно не достиг всего, что мне удалось.
Абвиль – маленький северный город, наша следующая остановка в 1989-ом. Я сразу пошёл в первый класс средней школы, что само по себе непросто. Переход на новый уровень школы – это всегда значимая перемена в жизни подростка, даже если не учитывать, что ты приехал, никого не зная, из другого города, и у тебя отличный от всех одноклассников цвет кожи. Тем не менее, я обустроился вполне неплохо.
Но к несчастью, нам пришлось переезжать вновь. Теперь в Туркуэн, самое жёсткое место из всех, обеспечивающее меня самыми худшими воспоминаниями. Туркуэн – тоже маленький город, часть Лилля. Дружба давалась с трудом, плюс у меня начался переходный период, который всегда проходит не без сложностей. Играя в футбол, даже в пределах клуба, где я тренировался, я регулярно слышал комментарий насчёт цвета моей кожи, и это было действительно больно. Поскольку я чувствовал себя аутсайдером, то легко мог оказаться в положении ведомого, ведь мне казалось высшим счастьем затесаться в чью-то компанию, принадлежать к группе ребят, но не потому, что я хотел творить глупости. У меня было несколько приятелей, но ни одного такого, с кем я поддерживал связь после школы. Они собирались где-то вместе, занимались мелким воровством, курили – всё, чем грешат растущие в таких районах дети.
Теперь я с радостью осознаю, что избегал подобных занятий не столько намеренно, сколько благодаря насыщенному расписанию: школа, дом, тренировка, дом, кровать. У меня не оставалось времени на безумные вещи, и это хорошо, так как я вполне мог отбиться от рук, как многие сверстники. Думаю, родители и дядя с тётей прекрасно знали об этих опасностях. Последние двое делали всё возможное, чтобы уберечь меня, ибо Туркуэн – жестокий город, большинство населения которого составляют простые рабочие, не видящие в жизни каких-либо перспектив.
В то время я чувствовал себя одиноким, словно жил в отдельном пузыре, отделённый от всего, что наполняло жизнь ровесников. Впоследствии такой образ жизни сказался на моей судьбе положительно. Моё детство, несмотря на множество трудностей, стало отличным подспорьем, научило быстро адаптироваться в любом окружении, где бы я потом ни оказывался. Новая команда, новая страна? Не проблема. Я всегда справлялся. Не скажу, что это обязательно было забавно и легко, но с ранних лет я научился извлекать пользу из всего, что преподносила жизнь. С другой стороны, за годы регулярных переездов вокруг меня словно выросла скорлупа, я стал интровертом, замкнутым в себе и необычайно застенчивым. Всё чувства прятал в себе, а если кто-то о чём-то спрашивал, я односложно мямлил в ответ. Даже сейчас я временами обнаруживаю свою стеснительность, и кто-то может неправильно её интерпретировать. Честно говоря, я до сих пор не идеален в том, чтобы показывать или выражать то, о чём думаю. Над этим приходится работать.
В Туркуэне мы провели один год, однако следующий отрезок, в Ванне сложился не лучше. Пубертатный период вступил в свои права, результаты в школе начали ощутимо страдать. Порой я бунтовал против дяди и тёти, выражал несогласие с некоторыми правилами, которые они установили. В этом не было ни капли их вины, но было больно слышать, как кузены Марлен и Кевин обращались к родителям «Maman» и «Papa», тогда как я того же делать не мог. У меня не получалось толком сконцентрироваться на учёбы, и, хотя я никогда не начинал в школе разборок и не высказывал неуважения к учителю, было заметно превращение из прилежного ученика в парня, у которого многое не задавалось и который мало об этом переживал.
Короче говоря, голова была не на месте. Тут мало удивительного, так как к этому моменту родители и мои братья и сёстры уехали из Кот-д’Ивуара и поселились в пригороде Парижа – то есть фактически они уже находились не в другой стране. Я сильно скучал по маме и всей семьей, и часть меня не могла подавить устойчивое желание поскорей с ними воссоединиться.
Из-за проблем в экономике папа лишился работы на родине, поэтому у него оставалось другого выбора, кроме как поехать в поисках заработка во Францию. Сперва он поехал без семьи – должно быть, тогда им всем было тяжело расставаться. Отец неделями, если не месяцами, спал на диванах у друзей, искал какие-то подработки и справился с тем, что удавалось многим иммигрантам как до него, так и после. Он выдержал серьёзные лишения – моральные, финансовые, физические – и начал новую полноценную жизнь для себя и всей семьи. В течение того периода его переполняли кураж и чувство собственного достоинства, он выглядел образцам вдохновения, и для меня это послужило отличным примером того, как вести себя, сталкиваясь с тяготами в жизни. В конце концов, семья воссоединилась с ним, пока отец, имевший на родине отличную менеджерскую должность, перебирал самые разные места работы, чтобы заработать денег для родных – дворник, уборщик, охранник, что угодно. Семья въехала в небольшое помещение взятое в аренду, совсем крохотное – по сути, койко-место – в предместье Парижа под названием Леваллуа-Перре.
Тогда, учитывая мой опыт, включавший 6 переездов за 8 лет жизни во Франции, было решено, что для меня лучше остаться в Ванне с Мишелем и Фредерикой. По крайней мере, на время, пока родители обустраивались на новом месте. Но по оценкам в школе я скатился очень низко, и в школе мне сказали, что я остаюсь на второй год. Во Франции существует такая система для тех, чей средний балл ниже установленного уровня, и её условия выполняются довольно строго. Ты попадешь в обстановку, где все дети младше тебя на целый год. Друзья идут в следующий класс, а ты опять вынужден продираться через тернии новых знакомств с нуля. Поистине демотивирующий, депрессивный опыт.
Раз моё отношение к учёбе постоянно ухудшалось, дядя и тётя посовещались с родителями и решили, что смена обстановки пойдёт на пользу. И мы снова снялись с насиженного места, теперь уже ради переезда в Пуатье на западе Франции. Я жил с кузеном, который изучал право в местном университете. Он снимал комнату в отличном месте, поблизости с историческим центром города. Видимо, планировалось, что под его влиянием я переосмыслю свои взгляды.
Мне было 14. Да, нужно было заново привыкать к окружающей обстановке и повторно пройти учебный год, однако каким-то образом жизнь действительно потекла в ином ключе. Мы здорово поладили с кузеном, но он нередко отсутствовал – то ходил на лекции, то работал, то тусовался с друзьями, поэтому у меня оставалось немало свободного времени. Я сосредоточился на учёбе, результаты улучшились, и жизнь как-то сразу наладилась вообще во всём. Отрицательные характеристики из Ванна сменялись на положительные, где меня называли «мотивированным учеником» или даже «отличным учеником с сильным аналитическим мышлением»!
Отрицательная сторона заключалась в том, что, пообещав родителям уладить проблемы с учёбой, я также поклялся отцу, что не буду целый год тратить время на футбол. Он не удобрял моего желания стать футболистом и воспринимал как игру как нечто, отвлекающее меня от учёбы в школе. Поэтому из чувства уважения к нему я буквально не играл в футбол целый год, если не считать того, что изредка пинал мяч в одиночестве. Понимаю, что это звучит невероятно, но таковы были условия договора, и я никогда не смел его ослушаться.
В конце того года мой кузен закончил учёбу и вернулся в Кот-д’Ивуар, и только тогда я наконец-то вернулся к семье в их дом в Леваллуа – почти спустя десять лет после отъезда с родины. Когда я говорю, что мы жили в маленькой каморке, вы, должно быть, представляете себе узкую квартирку с одной комнатой в грязном доме и не самом благополучном районе. Это реально было так. Наше жильё располагалось на третьем этаже. И квартира правда была очень маленькой – примерно 10 квадратных метров. Сразу слева от входной двери у стены находился маленький чуланчик. Напротив двери стояла кровать родителей. Их немногочисленные пожитки лежали рядышком на дне различных сумок. В нескольких шагах справа от двери маленький участок, служивший кухней. Напротив него – небольшой туалет и душевая кабинка, едва отгороженная от жилого помещения. Ночью, чтобы слегка расчистить пол, вещи складывались на маленький столик, который в остальное время служил нам местом для еды и выполнения домашних заданий. Единственное окно находилось рядом с кроватью. Мама только что родила младшего брата, Фредди, и он спал вместе с родителями, как и следующий из моих младших братьев, Янник (его все звали Джуниором), которому было пять. Где спали все остальные? Даниэль, Надя, Жоэль и я расстилали мат (не матрас, чтоб вы понимали) у стола, в пространстве между дверью и кроватью родителей, и там в тесноте все вместе засыпали. Разумеется, временами доходило до драк за право занять побольше места – всё-таки 8 человек как-то должны были умудряться поместиться в одной комнате.
С деньгами было крайне туго, зимой в комнате гуляли холода. Отчётливо помню, как в 5 утра ходил по улицам с отцом, помогая ему раскидывать брошюры по почтовым ящикам. Или как в такую же рань помогал маме на одной из её работ, убираясь в спортивном зале. Тем не менее, невзирая на тяготы – может, потому что я опять был со своей семьёй, может из-за того, что обвыкся и заглушил в себе бунтаря, – я по-прежнему справлялся со школьными делами. Так, однажды я решил подойти к отцу:
- Мне бы хотелось снова заниматься спортом.
- Да, хорошо. Каким именно?
- Э, ну, может, я не знаю, карате или…
- Или футбол.
- Э, ну да, на самом деле футбол был бы лучше, – ответил я, пытаясь скрыть ликование от его догадки.
- Что ж, хорошо.
Как же я был счастлив.
Мне разрешили купить пару хороших бутс, и, не теряя времени, я приступил к тренировкам с местным любительским клубом «Леваллуа». После первой тренировке мне сказали: «Отлично, хорошо играешь, приходи снова и тренируйся с нами на следующей неделе, если можешь». Я не мог быть счастливей! Сначала они отправили меня заниматься с их третьей командой U-16, что было здорово, но вскоре меня перевели в первый состав. Таким образом «Леваллуа» – это место и клуб, где я пробыл самый длительный период в жизни на тот момент – 4 года.
Раньше, переезжая из города в город вместе с дядей, я либо присоединялся к юношеским командам тех клубов, за которые выступал он, либо к местным командам, представлявшими тамошний регион. Но я нигде не оставался так надолго, чтобы стать частью футбольной академии, в отличие от большинства современных игроков, в какой бы стране они ни росли. Раньше я считал, что это мой недостаток, из-за этого у меня не было такой техники, как у Тьерри Анри. Он старше меня всегда на несколько месяцев, зато прошёл традиционный путь в академии и рос уровне гораздо быстрее, нежели я. У меня же, пусть меня всегда и брали в команды, никогда не было такого тренера, с которым я бы работал долгое время. Большей части своих умений я обучился сам, частично копируя то, что делал дядя и прислушиваясь к его советам, но преимущественно благодаря тому, что работал усердней, чем кто-либо ещё.
Когда я только начинал, меня использовали в обороне, преимущественно на месте правого защитника. Я не возражал, поскольку имел возможность исполнять штрафные и угловые и непосредственно участвовать в игре. Но в скором времени я уже играл в атаке, как и дядя. Он считал, что я предрасположён именно к этой позиции: «Что ты делаешь в защите? Иди вперёд. В футболе люди обращают внимание только на форвардов». Годы состязаний с ним и самообучения наконец-то начали воздаваться.
Теперь я выступал за «Леваллуа». Мне было 15, это тот самый период перед тремя последними школьными годами. Во Франции это называется лицеем, где нужно изрядно трудиться, чтобы подготовиться к бакалавриату. В школе мне сказали, что будет тяжело пройти такой путь, если я останусь столь же сфокусированным на футболе.
На этой стадии французские дети заполняют специальные анкеты, подписываемые родителями, где рассказывают, какую работу хотят получить в дальнейшем. Это позволяет школам дать им дельный совет по поводу предметов, на которых стоит сделать акцент. Я вписал туда слово «футболист» и отдал на подпись отцу. Он бегло взглянул на бумагу, разорвал её и отбросил в сторону.
«Я это ни за что не подпишу!», – он заявил это в таком тоне, что стало понятно – спорить бессмысленно. «Когда найдёшь настоящую работу, которой хочешь заниматься, дашь анкету обратно, и я поставлю подпись».
На следующий день я вернулся домой с другим бланком. Там было написано слово «пекарь».
«Не смешно», – сердито ответил отец.
Наконец, я нашёл такую профессию, которую он бы не стал отвергать – уже не помню, что именно, и он подписал. В глубине души, впрочем, я знал, что буду только футболистом, независимо от сказанного папой. У меня не было в этом никаких сомнений.
Но чтобы его не злить, пришлось продолжать учиться. Я выбрал специальность бухгалтера, во многом потому что проводил много времени, сравнивая расписания различных курсов и соотнося их с графиком тренировок в «Леваллуа». Плюс такой выбор вполне удовлетворил отца, и надо признать, что по итогу он тоже был прав – я получил там немало полезных знаний.
Почти каждый день я проводил в команде – на играх или на тренировках. Только в пределах футбольного поля я ощущал себя поистине счастливым, так что мог там оставаться сутки напролёт. Возникла другая проблема: вскоре после того, как меня взяли в команду, вся семья переехала в другую часть Парижа – в южный район под названием Антони. У нас появилась квартира большего размера, хотя чтобы сделать её пригодной для нашего размещения, пришлось многое в ней поменять. Неизбежной была очередная смена школы, но главный недостаток заключался в том, что теперь дорога на тренировку отнимала гораздо больше времени. Я ездил туда лишь раз в неделю, и то мне давалось это с гигантским трудом. Расписание автобусов и электрички я знал наизусть, и всё равно неоднократно доводилось после тренировки бежать сломя голову, чтобы успеть. Иначе домой я бы попал только в 2 часа ночи, а в 6:30 уже надо было вставать в школу.
Порой с учёбой не всё было гладко, и из-за зубрёжки уроков не было возможности ехать на тренировку. В другой раз мне не разрешали ехать, пока я не заканчивал полагавшуюся мне работу по дому. Но в одном аспекте мне очень повезло. Тренер нашей юношеской команды, Кристиан Порнин, потрясающий человек, всегда был рядом и облегчал мне жизнь настолько, насколько это было в его силах. Он мог простоять в пробках в час-пик ради того, чтобы забрать меня со станции перед тренировкой. Затем отвозил меня обратно, если был шанс, что я не успею на поезд пешком. Он в меня верил, и я многим обязан ему за то, что он влезал в чужие проблемы и по возможности мне помогал.
Сообщение отредактировал Виллиан - Пятница, 17.11.2017, 11:08 |
|
| |
| dobriy | Дата: Пятница, 17.11.2017, 07:03 | Сообщение # 2 |
 Ассистент
Группа: Легенды
Сообщений: 412
Награды: 8
Статус: Оффлайн
| Очень интересная статья. Мне особо понравился та часть его биографии, где он будет играть за Марсель, а потом перейдет в Челси.
Что не понравилось, так это то, что он умолчал многое из жизни Челси, Жозе Моуриньо. Наверное не хотел портить свою книгу
|
|
| |
| Фил | Дата: Пятница, 17.11.2017, 21:25 | Сообщение # 3 |
|
Ключевой
Группа: Болельщики
Сообщений: 263
Награды: 1
Статус: Оффлайн
| Глава 2.
Начало карьеры
Я отправил резюме во все клубы Лиги 1, но большинство даже не ответило
Я довольно быстро добился возможности играть за основу команды U-17 в «Леваллуа». Нас тренировал Сребренко Репчич, бывший нападающий белградской «Црвены Звезды». Кажется, он явно что-то во мне видел, поэтому старался помогать с отработкой техники и движений, особенно в ситуациях перед воротами. Занятия с ним изрядно выматывали, но, как с Кристианом Порнином, я перед ним в большом долгу. Он вдохновлял меня тренироваться ещё усердней, чем когда-либо, заставлял учиться у великих (мы отсмотрели кучу видео с их участием) и ставить перед собой большие цели. Также он был обходителен со мной и иногда после долгих тренировок подбрасывал до станции. Благодаря нему пришло осознание, что в жизни даётся только один шанс и его нужно использовать по максимуму. Мне невероятно повезло на том этапе встретить таких тренеров, которые в меня верили и всячески подстёгивали к развитию. Естественно, я любым образом демонстрировал им благодарность и уважение, работая не покладая рук и часто оставаясь для работы над техникой после тренировок в одиночестве. Я твёрдо убеждён, что если ты ведёшь себя с уважением к людям, то это обязательно обернётся для тебя добром в будущем. Если ты с кем-то вежлив, то и они в ответ вежливы к тебе. Я пытаюсь жить по этому принципу, даже если на поле всё оборачивается совершенно иным образом.
Два этих тренера видели во мне решимость, которой явно недоставало некоторым парням, что тренировались вместе со мной. Несомненно, многие из них обладали куда большим талантом, нежели я. Разницу определяло моё желание достичь гораздо большего. Они приезжали, тренировались, после чего тусовались с друзьями или девушками по полночи в клубах или в кино. То же самое происходило и в выходные дни. Порой кто-то даже уезжал на каникулы прямо посреди сезона. В результате когда они приходили на тренировку, то не чувствовали свежести и лёгкости, которые от них требовались в работе. Им хотелось играть в футбол, но в равной степени хотелось и развлекаться.
А вот всё, чего желал я, – это стать профессиональным футболистом. Хотя порой я тоже куда-нибудь наведывался, в приоритете всегда был футбол. Я ненавидел проигрывать, причём в юном возрасте даже сильнее. Нередко после поражений накатывали слёзы, смесь отчаяния и злобы. Игра была для меня всем, была моей страстью, моей жизнью.
После уроков в Антони я бежал на поезд, чтобы поспеть на игру или на тренировку. Часто где-то там поблизости шатались мои одноклассники. Они жевали свои Биг-маки (ничего не подумайте, я тоже порой предавался искушениям, особенно по пути домой), и я слышал, как они посмеивались надо мной. Говорили, якобы я веду себя чересчур серьёзно. Мол, неужели я реально собираюсь стать профессионалом, играть за ПСЖ или кого-то там ещё? Но я был настроен решительно и верил в себя. Хорошо, пусть некоторые ребята, которые тренировались со мной, от природы наделены большим талантом. Зато в отличие от них я был готов пожертвовать чем угодно ради исполнения мечты. Да и я не считал это жертвой – я же занимался тем, чем хотел.
Сейчас это легко забыть, учитывая крутящиеся на топ-уровне денежные суммы, однако 20 лет назад даже в высшей французской лиге особыми богатствами никто не обладал. Я занимался футболом вовсе не ради денег. После выпускного, когда я окончательно сосредоточился на выступлениях за «Леваллуа», там платили около 175 фунтов за победу и ничего не платили после поражений. Я занимался этим из искренней любви к игре, потому, что только растворяясь в ней, чувствовал, что живу. Только через футбол у меня был шанс выразить самого себя. Помню, как отец однажды пришёл посмотреть на мою игру, после чего, уже дома, подошёл и спросил: «Кто ты на самом деле, Дидье? Кто? Понимаешь, тот парень, которого я увидел, он выглядел счастливым, постоянно разговаривал, направлял людей, жестикулировал, наслаждался собой». Это было правдой. Я слыл замкнутым подростком, и футбольное поле являлось единственным местом, где можно было чувствовать себя самим собой, чувствовать настоящую свободу. Во многом всё осталось прежним даже сегодня.
Спустя некоторое время я стал задумываться о том, чтобы поискать возможность для развития карьеры в другом месте, поглядеть, по силам ли мне взобраться на более высокий уровень. В «Леваллуа» всё было здорово, но мы, по сути, были любителями и играли в Национальном чемпионате 2, на четвёртом ярусе французского футбола. К тому же тогда я встретил будущую жену, Лаллу, и хотя наши отношения стали серьёзными лишь в 19 (частично из-за того, что она жила в Бретани, и просто физически было очень трудно видеться друг с другом), они ещё больше воодушевляла меня на покорение более высоких вершин. Она навсегда стала важной частью моей жизни и карьеры, и я бы не достиг ничего без её невероятной любви и поддержки, поэтому и посвятил ей и всей моей семье целую главу данной книги.
Я начал рассылать резюме во все клубы Лиги 1, надеясь, что кто-нибудь хотя бы возьмёт на просмотр. Пожалуй, неудивительно, что большинство не сочли нужным отвечать, а остальные отделались коротким «Нет». Может, кого-то такой поворот и обескуражил бы, но я сдаваться не собирался.
В один из дней, когда мне уже исполнилось 18, дядя сказал, что с помощью своих связей договорился о просмотре в «Ренне». Это был и остаётся клуб довольно высокого уровня с фантастической академией, что выпустила несколько классных футболистов, поэтому я был воодушевлён этой вестью. Никому из клуба, в том числе Жаку Лончару, тренеру первой команды, ничего говорить не стал и просто отправился попытать удачу. На второй день просмотра они сократили список из 23 человек до двух, в число которых попал и я. Казалось, мечта уже на расстоянии вытянутой руки. На следующей день я даже ехал в поезде с главной командой, в которую входил Сильвен Вильтор, один из выпускников их школы. Я был вне себя от счастья.
Но эйфории не суждено было длиться долго. Кто-то из «Ренна» позвонил в «Леваллуа», чтобы узнать обо мне побольше. К тому времени, как я добрался до дома в тот вечер, мой секрет уже был раскрыт, а мечта выброшена в мусорку. Лончар сообщил им, что я никуда не уеду. Плюс на другой день он заявил уже лично мне, что отнюдь не рад тому, как я себя повёл, хотя я пытался объяснить, почему так сделал, что я амбициозный и хочу пробиться на новый уровень. В конце концов, я находился на пороге 19-летия, а сверстники Давид Трезеге и Тьерри Анри уже значительно меня опережали.
Впрочем, тренер принял сказанное к сведению и пообещал помочь найти другой клуб для просмотра. Уже скоро он сдержал слово, и я отправился в «Генгам», ещё одну команду высшей лиги из Бретани. Первое занятие прошло на ура, однако на второй день в тренировочной игре против основного состава я получил перелом пятой плюсневой кости и был вынужден закончить преждевременно. Невозможно был поверить в такое невезение, и, ковыляя по пути домой, я переживал, что пропустил, возможно, свой главный шанс. Когда ещё представится такой же?
Странным было то, что, несмотря на две неудачи, я продолжал надеяться и твердил про себя: «Однажды я всё равно туда пробьюсь». Вера никогда не покидала меня. Не знаю, на чём основывалось упорство, но, слава богу, я это сделал: совершенно неожиданно раздался звонок от тренера юношеской команды ПСЖ Доминика Леклерка. Могу ли я приехать в их тренировочный центр «Камп де Лож»? Вот это уже другое дело! Я рассказал, что из-за травмы не смогу сразу же приступить к тренировкам, но это его не остановило, и он дал ясно понять, что заинтересован во мне. Видимо, их скауты какое-то время наблюдали за моей игрой. Состоялся медосмотр, где выяснилось, что в течение двух месяцев буду готов играть, поэтому от моего приобретения их ничего уже отвратить не могло.
Я переехал в «Камп де Лож». Это немного западней Парижа, маленький город под названием Сен-Жермен-ан-Ле, за три девять земель от Леваллуа и Антони. «Камп де Лож» поразил огромными размерами, шикарными строениями и классными полями. Клуб славился своей историей, и у меня появилось возможность стать его частью. Несмотря на то, что я всю жизнь поддерживал «Марсель», нельзя было позволить верности его цветам встать на пути шикарной возможности пробиться в футбол.
Меня привели в переговорную комнату, где представители клуба ознакомили с предложенным контрактом. Я был в одиночестве: ни отец, ни кто-либо ещё из «Леваллуа» не приехал со мной, а агента, который мог бы что-то подсказать, я не имел. По правде говоря, при виде первого в жизни контракта и после разъяснения ряда его условий я был поражён. Меня оформляли как стажёра, но всё равно предлагали плату в 7 000 франков ежемесячно (около 700 фунтов) – гигантская для меня сумма по тем временам. А вдобавок клуб планировал выделить семь – да, именно семь! – пар фирменных бутс от Nike. Я тогда копил на хорошую пару, а потом тщательно за ними ухаживал, чтобы бутсы служили как можно дольше. Одним словом, потрясающая сделка. Я получал не только всё это. «Мы также планируем выделить тебе автомобиль Opel Tigra», – добавили они, – «поскольку твой контракт особенный. У нас сейчас только два стажёра». Вау. В такое нереально поверить!
Когда я уже поднёс ручку к бумаге, этот же человек сказал:
– Чтобы ты понимал, контракт всего на один год. Играешь хорошо – продлеваем. Нет – в конце сезона отпускаем. Конечно, мы не можем гарантировать, что оставим тебя в составе в случае травмы. Поскольку ты травмирован и сейчас, тут в контракте несколько пунктов, которые нужно поправить. Мы выйдем ненадолго, чтобы это сделать, и вернёмся через пять минут.
С этими словами они оставили меня наедине с мыслями о том, что только что было озвучено.
Неожиданно до меня дошло, что мне предстоит столкнуться с настоящим давлением – таким, какого я ещё никогда не испытывал. Всё же после игры за любительский коллектив в четвёртом дивизионе слишком многому предстояло измениться. Это означало, что в случае несоответствия ожиданиям через год я вернусь в самое начало, чтобы стартовать с нуля. Данная мысль не на шутку меня обеспокоила.
Время тикало. Пять минут превратились в десять, затем в двадцать. Никого вокруг, ни малейших следов. У меня появляются дурные предчувствия. Что вообще происходит? Здесь ли они ещё? Может, изменили своё решение? Казалось, вообще никто не проявляет ко мне ни малейшего интереса. Я ощущал себя никем. Не самое лучшее начало. Внезапно я начал трусить, по-настоящему бояться. «Ладно», – успокаиваю себя, – «даю им ещё пять минут. Если не приходят они, то ухожу я». Доходит до тридцати минут. «Хорошо, ещё пять», – уже словно торгуюсь с собой. Проходит тридцать пять. Сорок. «С меня хватит, я сваливаю». И я просто встал и вышел, сконфуженный от произошедшего.
– Ну что, подписал контракт? – спросил по возвращении домой отец.
– Нет, – ответил я угрюмо.
– Что? Это ещё почему?!
– Не подписал, потому что они заставили меня сидеть в этой комнате часами, и никто даже не проявил ко мне ни малейшего интереса. Так что я просто ушёл оттуда.
– Чего? Ты должен был ждать и никуда не уходить!
– Нет, мне было не по себе, просто не чувствовал, что это в моих силах.
Хотя Доминик Леклерк и выказывал ко мне интерес, насчёт всего остального у меня были не самые лучшие впечатления. Честно, я вообще не чувствовал там себя в своей тарелке. Но отец не мог в такое поверить.
– Ты вечно ноешь, что никто не даёт шанса, а потом появляется ПСЖ, и ты им говоришь: «Нет»?
Я пытался объяснить, что тогда чувствовал, но видел, что ему точно не суждено меня понять.Добавлено (17.11.2017, 08:14)
---------------------------------------------
Продолжение 2-й главы
Тьерри Анри поднимал кубок мира, а я смотрел на это с дивана у себя дома и жевал пиццу
Одако потом случилось чудо. Через пару дней позвонил Марк Вестерлопп из «Ле-Мана». Я даже никогда о нём не слыхал. И не знал ничего про «Ле-Ман», если говорить начистоту, кроме «24 часов Ле-Мана», известных соревнований автогонщиков. Мог ли я представить, что там есть футбольная команда? Да ни за что.
– У нас есть игрок схожего с тобой типажа, – начал он, – но он стареет, и нам нужно готовиться к его замене. Мы видим эту замену в твоём лице, хотим, чтобы ты играл за основную команду. Я никогда не видел, как ты играешь, но слышал немало восторженных отзывов, поэтому согласен тебя взять.
– Но я пока не могу играть, у меня травма, – ответил я.
– Это не проблема, можешь не переживать. Приезжай, хотя бы повидаемся для начала.
Потрясающе! Он говорил воодушевляюще, я пришел в восторг от услышанного и понял, что ему удалось расположить меня к себе.
– Хорошо, приеду. Завтра же сажусь в поезд.
Я отправился прямиком туда и взглянул на клуб, на всю их организацию. Марк взял на себя обязанность показать мне город, который на самом деле довольно мил, и с самого начала я влюбился и в клуб, и потенциальный образ жизни, который мне там светил. Местечко спокойное, без безумств, как в Париже. Ле-Ман находится в часе езды на поезде от столицы, что для меня было идеально: достаточно близко на случай, если захочется повидаться с друзьями и родными, но при этом так далеко, что у меня не будет искушения мотаться назад слишком часто. Я знал, что, тренируясь с ПСЖ, получил бы собственную квартиру, потом на меня бы свалились друзья из Антони, начались бы тусовки, посиделки, и это плохо бы сказалось на моей мечте стать футболистом. В «Ле-Мане» отвлекающих факторов было меньше. Плюс они предлагали столько же денег и тоже обеспечивали бутсами – правда, от «Адидаса». Контракт тоже заключался на один год, но такой же неопределенности не было, строгая зависимость дальнейшей судьбы от уровня моей игры, как в ПСЖ, не обсуждалась. Всё было прекрасно.
Вдобавок мне с самого начала пришелся по душе Марк Вестерлопп. Мы однозначно с ним сошлись. Он говорил очень спокойно и размеренно, так что мне нередко приходилось подходить вплотную, дабы расслышать. Но в нём чувствовались авторитет и мудрость, и я впитывал все, что он говорил.
Через пару лет мне довелось сыграть против молодого парня, которого ПСЖ взял на те же условия и в то же время, когда к ним приезжал я. К несчастью для него, из-за травмы с ним не стали продлевать контракт, и мечта о ПСЖ рассыпалась в прах. А ведь я запросто мог оказаться на его месте, и жизнь сложилась бы совсем по-другому.
Это была осень 1997-го, я, девятнадцатилетний, начал долгий путь от молодёжной до основной команды клуба Лиги 2. Я знал, что уже достаточно взрослый в сравнении с некоторыми ровесниками, но при этом отставал от них в футбольном развитии. Но всё происходящее захватывало, ведь я делал большой шаг на пути к достижению заветной цели.
Первые три месяца я жил в общежитии клубной академии рядом с тренировочным полем. Мне ещё предстояло закончить курсы бухгалтера, поэтому приходилось каждый день ходить в колледж и порой оставаться там до 4 или 5 часов, а после, нередко уже вечерами, ещё и тренироваться. Хотя на самом деле, посещая курсы, я не просто удовлетворял желание отца, но дополнительно получал возможность заниматься чем-то ещё, а не только играть днями напролёт в футбол. Те три месяца напоминали проживание в обычном студенческом общежитии, так как стажёры из школы мотогонщиков тоже жили там, и в этой атмосфере спортсменов из разных видов жилось довольно весело.
Мне удалось быстро обзавестись друзьями из числа других футболистов-стажёров, включая Кадера Сейди, чья комната располагалась прямо напротив моей. У него могла получиться отличная карьера, но все надежды разрушила тяжёлая травма колена, продемонстрировавшая мне, насколько жестоким бывает спорт. Мы оба начали общаться с некоторыми игроками-профессионалами из основы: это было круто, словно ты в школе попал в компанию ребят, которые на несколько лет тебя старше. У них были машины, красивая одежда, и они показывали, как хорошо проводить время в городе. Для меня этот мир был абсолютно новым, и я должен сказать, что во всю силу наслаждался новоприобретённой свободой, независимостью и той небольшой суммой денег, какую теперь имел в собственном распоряжении.
В «Ле-Мане» я ощутил, что в действительности требуется от футболиста. У меня был потенциал, имелись определённые навыки – насчёт этого я не сомневался. А вот чего не хватало, так это «физики», особенно после нехватки движения в течение нескольких месяцев из-за недавней травмы. Моё тело было полностью неготовым к шоку от ежедневных тренировок. Раньше я мог спокойно есть какую попало еду перед занятием или даже игрой, и это никак не отражалось на моём выступлении. Позднее пришло понимание, что больше так продолжаться не может, поскольку к организму теперь предъявляется совсем иной спрос. Так что в один день я мог быть хорош, а в другой уже совершенно опустошен, обессилен и ничего не в состоянии сделать правильно. На первой беговой тренировке мне пришлось остановиться и смотреть, как все остальные меня оббегают. Пульс зашкаливал, я истекал потом, и на длинной дистанции было видно, что моя форма гораздо хуже, чем у всех остальных.
Впрочем, Вестерлопп сохранял веру в мои способности, постоянно подбадривал и давал ценные советы. Вскоре я встретился с Аленом Паскалю, который работал тренером по физподоготовке первой команды. Раньше наши пути уже пересекались, но при сложных обстоятельствах, о чем он никогда не давал мне забыть. За пару лет до того он выбрал меня в команду U-17, собранную из ребят с департамента, где я жил (О-де-Сен, примыкающий к Парижу), но из-за проблем с учёбой отец не подписал для меня разрешение на выступления за эту сборную. Я плакал, умолял, но тщетно, так что из уважения к отцу и его авторитету просто не явился на игру.
Несмотря на то, что Паскалю был осведомлён о проблемах, помешавших мне тогда явиться, он решил в этот раз не давать мне никаких поблажек. Со мной он был крайне суров, постоянно орал, объясняя, как он хотел заставить меня работать без отдохновения и подгоняя на занятиях. «Ха, я смотрю, ты не собираешься становиться профессиональным футболистом? Будь осторожней, в школе ты был не так уж хорош, не хочется провалиться ещё и здесь, не так ли? Ты станешь намного лучше, а иначе ни за что не достигнешь этого». Типа такого. Постоянно. Эта вербальная агрессия была для меня в диковинку, и я не мог её терпеть. Плюс я считал, что он меня ненавидит, и не мог взять в толк, что такого я ему сделал, чтобы так со мной обращаться.
Постепенно пришло понимание, что он ведёт себя так же со всеми. Он изучал спортивную науку в университете, и пусть мы все его побаивались, зато видели, что он знает, о чем говорит, когда речь заходила о фитнесе, правильном питании, уходе за собой и выжимания максимума из своего тела.
В любой ситуации Марк Вестерлопп и Ален Паскалю придерживались психологии «хороший коп, плохой коп» (психологическая тактика, в которой два исполнителя осуществляют противоположные подходы – один ведёт себя агрессивно, второй словно бы защищает субъект от «плохого копа»; часто используется в полицейской практике во время допросов – прим.), и это оказало на меня ошеломительный эффект. В обоих случаях по разным причинам это мотивировало меня работать для них изо всех сил, демонстрируя, на что я способен. Первому хотелось отплатить за оказанное доверие; второму я просто желал доказать, что он ошибается на мой счёт и я на самом деле могу преуспеть в футболе!
К сожалению, с непривычки к такому физическому режиму и из-за большой нагрузки на организм я регулярно получал травмы. Причём дело не ограничивалась банальными растяжениями и болевыми ощущениями – доходило до таких повреждений, из-за которых приходится пропускать три или даже шесть месяцев. Я приехал в клуб с повреждением плюсневой кости на левой ноге, а уже конце лета приступил к тренировкам. В октябре – бах – плюсневая ломается вновь, во многом из-за того, что у кости не было достаточного времени для восстановления. Я начал тренироваться вновь, но лишь до того момента, когда опять повредил ту же кость, только уже на правой ступне. Теперь врачи решили скрепить её винтом, чтобы дать нормально срастись. Это означало очередные два месяца без игры.
Самой страшной травмой для меня оказался перелом лодыжки и малой берцовой кости в конце первого года в клубе. Не только потому, что не было уверенности в полном восстановлении. Дело в том, что каждый год в начале мая все в команде получали специальное извещение, где говорилось, собирается ли клуб продлевать их контракт. Я ещё оставался на контракте стажёра и отчаянно надеялся, что меня оставят. Наступил май, ничего не пришло, я начал всерьёз переживать. И именно в этот момент ломается моя лодыжка.
Отчётливо помню, как я плакал, когда меня уносили с поля. Не из-за боли – из-за страха: я не получил этого жизненно важного письма от клуба. Спрашивать у кого-то было страшно, так что во мне укрепилась мысль о том, что это может быть концом моих мечтаний, несмотря на уверения ставшего тренером первой команды Вестерлоппа, что он собирался меня сохранить. Когда я получил травму, закрались большие сомнения. Я представлял, как он сидит с другими тренерами, включая Паскалю, и они обсуждают мою кандидатуру: «А, этот парень, да он вечно травмирован, мы не можем позволить себе держать его в составе». Для меня это было время тяжёлой неопределенности по поводу дальнейшей судьбы.
Родители приехали справиться о моем состоянии и помочь, поскольку тогда я жил сам, снимая квартиру в городе. Я видел, как мама переживала, как она суетилась, убираясь в моём доме, пополняя запасы в холодильнике и выбрасывая мусор. Я сидел на кровати с загипсованной ногой и костылями за спиной, не зная, что ждёт меня в будущем. Неужели придётся после всего этого возвращаться в «Леваллуа»? Возвращаться в Антони? Я не мог даже вообразить всего этого. Я намеревался показать родителям, что мне по силам стать футболистом, что я был прав в своей настойчивости и не ошибался, когда утверждал, что добьюсь успеха. Мне хотелось доказать отцу его неправоту – я смог кое-что сделать в своей жизни, пусть и пойдя не по тому пути, на который он мне указывал. И вдобавок у меня не было желания возвращаться на улицы Антони, так как я видел, какая жизнь меня там ожидает и знал, что это точно не для меня. Я видел, какими становились окружающие. Они теряли все надежды, и было невыносимо представлять, что однажды меня ждёт то же самое.
На следующий день я дохромал до почтового ящика внизу, чтобы проверить, не пришло чего для меня. Одно письмо было. Наверняка от клуба. Я разорвал его, внутренне опасаясь заглядывать. Они решили оставить меня. Контракт продлен. Неописуемое облегчение. Я спасен. Мне просто нужно стать лучше, а для того вернуться к работе с удвоенной силой.
Лето 1998-го, мне 20 лет, и я смотрю, как мой ровесник Тьерри Анри ликует вместе со всеми в момент, когда сборная Франции поднимает над головой кубок чемпионов мира на обновлённом «Стад-де-Франс», прямо в центре охватившей страну футбольной лихорадки невиданных масштабов. Анри стал футбольной суперзвездой, и мировое признание было гарантировано. В это же время я находился на диване дома с перевязанной ногой и жевал пиццу. О чём я думал в тот момент, учитывая пропасть в наших достижениях? Не что-то типа «вот ублюдок», как некоторые могут подумать. Нет, моей главной мыслью было: «Я бы хотел тоже оказаться там! И однажды я это сделаю!» Я никогда не терял этой непоколебимой веры в себя, этой слепой уверенности в том, что непременно добьюсь успеха. Добавлено (17.11.2017, 21:25)
---------------------------------------------
Глава 3. Часть 1
Наконец-то профессионал
За несколько месяцев я превратился из подающего надежды в игрока без перспектив
К началу второго сезона в «Ле-Мане» мне разрешили вернуться к тренировкам. Я был решительно настроен на то, чтобы подтянуть форму и не разочаровать Марка Вестерлоппа, и вскоре мои усилия начали приносить плоды. Меня стали выпускать в матчах за резерв, я начал забивать за них. Однажды, когда клуб боролся за выживание в лиге, меня даже включили в запас на игру, отчего я был неимоверно счастлив – ощущение, словно становишься частью истории целого клуба.
В конце сезона, летом 1999-го, мне наконец-то предложили первый профессиональный долгосрочный контракт. Мне исполнилось 21, я уже был древним по современным стандартам. Вестерлопп протежировал меня и решил дать шанс.
К удивлению клуба я успел обзавестись агентом, причём одним из самых крутых на тот момент – им стал Папе Диуф. У моего друга Кадера Сейди был брат, Тьерно, который работал с Папе. Тьерно видел моё развитие с ранних моментов, ещё с «Леваллуа», и регулярно наблюдал за моей игрой в «Ле-Мане». Поскольку у Тьерно ещё не было агентской лицензии, он убедил Папе взять меня к себе. В «Ле-Мане» были потрясены, так как в футбольных кругах Папе – практически легенда, особенно во Франции, где он сопровождал многих крутых игроков, включая Марселя Десайи. Мои друзья впечатлились ещё сильней. Вообще-то они громко рассмеялись, стоило мне сказать, что он во мне заинтересован и хочет начать сотрудничать – а ведь я тогда не играл и залечивал травмы. Но он правда подписал со мной договор. Тьерно стал моим агентом и остаётся им по сей день.
Я быстро увидел преимущества наличия рядом кого-то вроде Папе, кто может посоветовать что-нибудь дельное. Он сказал, что не будет часто мне названивать, может, пару раз в месяц. Это было здорово, ибо когда он набирал мой номер, он посвящал разговору от двух до трёх часов. Он говорил сам, внимательно выслушивал сказанное мною, и наши беседы тянулись довольно долго и получались очень подробными. Он мудрый, у него очень большой опыт: жизненный, футбольный, деловой, так что я старался впитывать всё, что он произносил. К примеру, он вежливо объяснял: «Когда ты молод, то часто хочется вспылить, кажется, что ты всегда прав и в чём-либо случившемся кроется вина других, тогда как правильней осознать собственную ответственность за произошедшее».
Когда речь заходила о футболе и я на что-то жаловался, он просто отвечал: «Смотри, поверь мне, дело обстоит вот так». В «Ле-Мане» или в моём следующем клубе, «Генгаме», когда появлялось чувство пресыщения и я в порыве злости сообщал ему о желании уйти, он спокойно спрашивал:
- Ладно, ты решил, что уходишь? Я могу поговорить с тренером другой команды – ты этого хочешь?
- Да, – отвечал я, уверенный в правильности принятого решения.
- Во-первых, твоя ценность снизится, – пускался он в объяснения, – потому что именно ты захотел перейти к ним, и они уже не станут думать о том, насколько выше бы тебя оценили сами, появись у них самих желание тебя пригласить. Во-вторых, как следствие тебя подпишут на меньшую зарплату, чем здесь. А проблемы, имеющиеся здесь, будут и там. Или появятся новые. Так что решай.
Для меня такой взгляд на вещи был новым, и здесь было чему поучиться.
В первом сезоне на профессиональном уровне я выступал достаточно неплохо, так что заработал определённую репутацию у соперников. Некоторые так и норовили срубить меня, если выдавалась хорошая возможность. Футбол в Лиге 2 действительно жесток, с уклоном на физическую составляющую, так что в первый год я был не слишком-то счастливым адресатом большого количества ударов по ногам и жёстких попыток отбора. Разумеется, когда мне начало казаться, что всё получается и я двигаюсь вперёд, в предсезонном «дружественном» матче с «Гавром» я получил очередную травму, прервавшую ход моей карьеры – снова перелом малоберцовой кости и следующие за ней операция и восстановление.
Увы, момент моей травмы совпал с плохой формой всей команды, и результаты в начале сезона 2000/01 всех только разочаровывали. Звезда Марка Вестерлоппа начала затухать. Внезапно, без какого-либо предупреждения, было объявлено о его увольнении – конец истории, даже не поблагодарили за все, что он сделал для клуба. Этот человек подхватил команду в зоне борьбы за выживание и за несколько месяцев всё перевернул, подарив прекрасный сезон. Он создал и поддерживал в коллективе исключительную атмосферу. И теперь его уволили просто из-за неудачно сложившегося старта. Он изменил мою жизнь, между нами сложились потрясающие отношения, он продолжал верить в меня, несмотря все мои серьёзные травмы. И вот каким образом ему выразили благодарность за старания, умения и преданность делу. Я не думал, что то решение было верным, меня бесило, как с ним обошлись. В подобной ситуации я оказался впервые. Сегодня я, естественно, понимаю, что для футбола это весьма типичный расклад, но тогда из-за произошедшего с Марком я жутко горевал.
В скором времени ему на замену приехал Тьерри Гуде. Давайте прямо скажем, что у нас с ним не задалось сразу же. Если правильно помню, его первые слова в мой адрес были таковы: «А, так ты Дрогба? Хм». Я только оправлялся от травмы, тренер, который сделавший для меня всё, уволен, и тут появляется новый со своим нападающим, Даниэлем Кузеном, чтобы компенсировать мою неготовность, и говорит со мной в таком ключе. Не лучшее начало.
Знаю, он много чего слышал обо мне, и не все отзывы были позитивными. Что-то из этой критики было справедливо, поскольку я всё ещё оставался молодым и неопытным. Но я думаю, что ему следовало хоть немного подождать, прежде чем что-то говорить, увидеть меня в деле самолично, а потом уже судить. Ну, и попытаться построить отношения, прежде чем делать попытку уничтожить их на корню. Вместо этого, складывалось впечатление, он хотел всячески показать, что он главный, и поставить меня на место. Повторюсь, я не отрицаю, что не был до конца профессионален, настолько, насколько должен был и явно мог. Но вместо того, чтобы попытаться со мной сработаться и мотивировать, мне кажется, он просто хотел от меня избавиться.
Мне сложно с такими людьми, кто не ищет лучшее в других и относится к ним негативно. Я знал, что не нравлюсь им. Это было очевидно. Поэтому нашёл для себя невыносимой совместную работу с ним и счёл невозможным шанс доказать, что я стою того, чтобы в меня верить. Я пытался, правда. Продолжал усиленно тренироваться, не покладая рук, но он в любом случае предпочитал Даниэля Кузена мне. С Даниэлем у нас не было никаких проблем, мы сдружились. Просто я был убеждён, что заслуживаю по крайней мере шанса показать, на что я способен на поле, а не сидеть матч за матчем на скамейке запасных.
Конец терпению пришёл в конце сезона. В одном из матчей я сидел на скамейке, а на следующий не попал даже в запас. Я плакал, от отчаяния и злости не мог сдержать слёз. До такого меня довели впервые за всё время пребывания в этом клубе, поэтому тот день запомнился навсегда. Партнёры по команде, включая Кузена, пытались утешить, но ничего из того, что они говорили, не помогало. Я просто не мог поверить, как Гуде вычеркнул меня из своих планов на будущее. За несколько месяцев из подающего надежды и привлекающего внимание футбольного мира игрока я превратился в того, чья карьера и чьи будущие перспективы повисли на волоске.
Сообщение отредактировал Виллиан - Пятница, 17.11.2017, 08:02 |
|
| |
| dobriy | Дата: Суббота, 18.11.2017, 08:30 | Сообщение # 4 |
|
Ассистент
Группа: Легенды
Сообщений: 412
Награды: 8
Статус: Оффлайн
| Давай продолжение...
|
|
| |
| Фил | Дата: Четверг, 23.11.2017, 15:15 | Сообщение # 5 |
|
Ключевой
Группа: Болельщики
Сообщений: 263
Награды: 1
Статус: Оффлайн
| Глава 3 Часть 2
Забивал в каждой игре, выходя на замену, а тренер говорил, что мне не следует играть по 90 минут».
В любой карьере решающую роль может сыграть что угодно, если это случается в правильное время. Вскоре произошла одна встреча, ставшая ключевой во всём, что со мной было дальше. По окончании каждого сезона в одном из модных отелей Парижа устраивают грандиозный ужин. Я был одним из сотен приглашённых и случайно наткнулся на бывшего форварда «Ле-Мана» Режиналя Рэя, которого отлично знал. Режиналь был талантливым игроком первой команды, когда я ещё числился в академии. Когда я оставался после тренировок, мы занимались вместе. Будучи новичком, смотрел на него снизу вверх и испытывал огромное уважение одновременно как к футболисту и человеку.
– Как поживаешь?» – спросил он тем вечером.
– Не особо, – начал я, после чего объяснил, что именно происходило в моей жизни: как тренер не проявлял во мне заинтересованности, что у меня оставался год по контракту, но я оказался ненужным. Было здорово общаться с кем-то опытным, кто понимал устройство жизни в «Ле-Мане». Тогда Режиналь дал мне лучший совет в жизни. Не будет преувеличением сказать, что он изменил мою жизнь.
– Попробуй отдаваться делу на все сто процентов в следующие полгода. Измени собственный образ жизни на этот период. Никуда не ходи, правильно питайся, усердно работай. Чувствуешь боль – остановись, не тренируйся через боль. Если спустя шесть месяцев такой подход не принесёт результатов, приходи ко мне и говори всё, что захочешь. Но за этот срок выложись на полную, отдай всё, что в тебе заложено.
Именно так я и поступил. Не просто изменил образ жизни, но ещё и перестал замечать негативные комментарии со стороны тренера. Решил, что не позволю им меня задевать. Когда он критиковал, просто отвечал: «ОК, да, не проблема». В общем, старался выглядеть доброжелательно. Моя жизнь стала совершенно другой.
Предсезонная подготовка прошла хорошо. Удалось избежать травм, и перед стартом чемпионата я почувствовал себя свежим и готовым как никогда раньше. Стал снова попадать в запас, хотя выходил на поле лишь на 10-15 минут. И при этом забивал. Я приносил команде много пользу и напрямую влиял на исход некоторых матчей. Даже тренер не мог игнорировать сей факт.
– Знаешь, Дидье, – признал он спустя несколько туров – я хочу тебе кое-что сказать. Тебе не нужно играть все 90 минут. Для тебя 5 или 10 достаточно.
– Ладно, но вы знаете, что я изо всех сил хочу играть 90.
– Да, но тебе это не нужно. Некоторые проводят на поле все 90 и не делают ничего толкового. Ты можешь сыграть 10 и сделать разницу.
– Да, но я хочу играть 90 минут, – я снова попытался указать ему на это. Мы продолжали обмениваться такими репликами в течение нескольких недель.
Дело в том, что когда бы я ни появлялся на поле – на 5 ли, 10 или 20 минут, – я пользовался этой возможностью по максимуму. Не знаю, благодаря настрою или же удаче, но в каждой из 6 игр, где я выходил на замену, мне удавалось забивать, причём все эти матчи показывались по национальному телевидению. Лучше всего я проявил себя, забив дважды за 15 минут, в поединке с «Сент-Этьеном», некогда ведущим клубом Франции, который в то время томился в Лиге 2.
Немного позднее, во время январского перерыва, мне позвонили из «Генгама», клуба Лиги 1. Они продавали нападающего в ПСЖ, борясь в то время за выживание в элите, и на замену им требовался форвард такого же типа. Заинтересовал ли меня такой вариант?
Тогда я был ошеломлён. Не мог понять, почему они обратили внимание именно на меня, игрока запаса из Лиги 2 – наверное, увидели какой-то потенциал. Я ведь почти подписал новый контракт с «Ле-Маном» на 4 года месяцем ранее, но так как не играл столько, сколько хотел, то, к счастью, решил повременить и поглядеть, не возникнет ли шанс играть где-нибудь ещё. Для меня возможность играть всегда являлась ключевым фактором.
К большому удивлению «Ле-Ман» вдруг страстно захотел меня сохранить в своих рядах. Президент клуба посоветовал отправиться домой, как следует выспаться, после чего, по его словам, я осознаю, что для меня лучше остаться здесь. Другие со скепсисом отнеслись к моим перспективам сразу заиграть в команде Лиги 1, утверждая, что этот шаг будет слишком широким для меня. Впрочем, я сам не колебался. На следующий день, придя к президенту, я заявил, что хочу уйти, даже если это не соответствует его желанию. Таким образом, они либо позволят моему агенту Тьерно Сейди начать переговоры с «Генгамом», либо прождут до конца сезона и не смогут помешать мне уйти на правах свободного агента. Он меня понял.
Увы, сказать было легче, чем на деле поговорить с Тьерно. Он сопровождал сборную Сенегала на кубке африканских наций в Мали. До него невозможно было дозвониться. В течение трёх долгих дней я оставлял сообщения на его телефоне и ждал. Никакого ответа. Я начал отчаиваться. В итоге пришлось прибегнуть к небольшому креативу. С 1999 года мы с Лаллой, моей будущей женой, уже были вместе. Её отец жил в Мали, так что я позвонил ему и попросил выяснить, в каком отеле проживала сенегальская сборная. Получив возможность дозвониться до отеля, я объяснил ситуацию, поговорил с тренером Бруно Метсю и попросил передать трубку Тьерно. Мне удалось наконец-то до него добраться, после чего он уладил все вопросы между клубами.
Близилось завершение зимней паузы, и «Генгам» вовсю старался подписать меня, потому что уже через 4 дня предстоял матч против «Метца» и им срочно требовался нападающий. После разговора с Тьерно и наставлений от Папе на тему того, как себя вести, я поспешил в Генган для обсуждения контракта и был впоследствии рад, что его заключение не отняло много времени.
Я в любом случае теперь был волен покинуть «Ле-Ман». Но Гуде приготовил напоследок для меня сюрприз. Он запретил заходить в раздевалку и прощаться с ребятами. За 4 года у меня появилось там столько друзей, и отказ в возможности проститься с ними и пожелать удачи разочаровал.
Тем вечером я собрал вещи – почти под покровом темноты, так как все уже уехали – и начал обзванивать их одного за другим, чтобы попрощаться и объяснить, почему не смог сделать этого лично. Меня как человека, который рос оторванным от друзей и стабильности, в эмоциональном плане сильно задело, что пришлось расставаться таким вот образом. Я чувствительный человек, поэтому и сегодня не люблю прощаний, особенно если они связаны с моим отъездом.
Позже я расскажу о том, как моя жена и дети повлияли на мою жизнь, но сперва следует отметить, что всё изменилось к лучшему и я стал ответственным мужем и отцом, когда в январе 2000-го она со своим ребёнком Кевином переехала ко мне, а уже в декабре у нас ещё и родился Айзек. Появление в моей судьбе её, а также двух детей, о которых требовалось заботиться (наша прекрасная дочь Иман родилась в марте 2002-го, вскоре после перехода в «Генгам»), стало тем самым событием, которое спустило меня на землю и помогло стабилизировать собственный характер. Мне было почти 24 года, я быстро взрослел как футболист и мужчина, а переход в «Генгам», что впоследствии было доказано жизнью, стал идеальным новым этапом для меня и моей семьи.
|
|
| |
| dobriy | Дата: Вторник, 28.11.2017, 19:41 | Сообщение # 6 |
|
Ассистент
Группа: Легенды
Сообщений: 412
Награды: 8
Статус: Оффлайн
| за пару-тройку лет, Дрогба сменил несколько команд во Франции, а следующим был Челси. Ждем продолжения!
|
|
| |
| Фил | Дата: Суббота, 16.12.2017, 12:31 | Сообщение # 7 |
|
Ключевой
Группа: Болельщики
Сообщений: 263
Награды: 1
Статус: Оффлайн
| Глава 4 часть 1
Однажды получил письмо: "Проваливай в свою страну, поедатель бананов"
18 месяцев в Бретани, 2002-2003
Первую ночь в этом маленьком бретанском городке мы провели в гостинице на станции, все вчетвером в одной комнате. Пусть это Лига 1, но «Генгам» был далёк от статуса гламурного и богатого клуба. Неважно. Мы были счастливы, легко обустроились, у нас появился отличный маленький домик, через пару месяцев родилась наша прекрасная дочь Иман, а я начал жить мечтою, став футболистом элитного дивизиона.
С тренером Ги Лякомбом мы поладили сходу. Как уже было сказано, когда в меня верят и дают шанс, я готов ради них на всё. Мне не хочется их разочаровывать, и я стремлюсь отплатить им за доверие, поэтому усердно работаю, чтобы показать, что они со мной не ошиблись.
Через два дня после прибытия меня включили в заявку на игру – через день мы встречались с «Метцем» на другом конце страны. Времени расслабляться не было. Проблема заключалась в том, что в последние недели я не тренировался как следует: отчасти из-за того, что наступила зимняя пауза, частично потому, что существовала вероятность ухода. К тому же мне предстояло заменить любимчика болельщиков Фабриса Фьореза, только что ушедшего в ПСЖ, чей 11-й номер я унаследовал. Планка для меня была задрана высоко.
К счастью, Лякомб и несколько игроков нашего состава всячески поддерживали и оказали мне тёплый приём на новом месте. Хотя Лякомб однозначно ждал от меня только одного – сразу же включиться в работу надлежащим образом. Он был там не для того, чтобы приглядывать за мной и учить, что и как делать. Он подписал меня в статусе главного нападающего, так что я должен был быть в форме и полностью готовым к игре. Больше всех из игроков мне помогал Флоран Малуда. Я встречал его раньше, во времена «Ле-Мана», когда он выступал за «Шатору», но теперь, попав в одну команду, мы быстро стали близкими друзьями. Поначалу он регулярно давал мне советы по тактике, рассказывая, как нужно передвигаться и где располагаться во время игры, и это позволяло мне не выдыхаться слишком быстро. Флоран приглядывал за мной и на поле, и в не игры, я сильно благодарен ему за всевозможную помощь.
Вдобавок я заметил, что здесь члены коллективы в принципе оказывали гораздо больше поддержки друг другу, нежели в низших дивизионах. В Лиге 2 было много футболистов, которые вели себя так, словно они сильно выделялись среди остальных партнёров по команде. Наверное, они изо всех сил пытались сделать так, чтобы их заметили, в надежде на переход в более серьёзный клуб. Как бы там ни было, перейдя в Лигу 1, я убедился (как впоследствии и в «Марселе» с «Челси»), что действительно классные игроки обычно приземлённые в своём поведении, простые сами по себе, так как им не надо кому-то что-то доказывать.
В матче с «Метцем» я решил выложиться так, словно от этой игры зависела моя жизнь. Неудивительно, что через тридцать минут я сдох. Тем не менее, в перерыве, хотя мы проигрывали 1:0, а у меня не было ничего, чем можно подкрепить свои усилия, я был вполне удовлетворён своим выступлением. Лякомб же явно не разделял мою точку зрения.
– Этого недостаточно, Дидье, ты должен приносить больше пользы. Нужно больше двигаться, ещё больше. Ты должен выполнять больше работы на поле.
«Что?» – подумал я, застанный врасплох. Кивнул, внешне соглашаясь с ним, а сам думаю: «Как чёрт побери я должен это сделать? Невозможно. Я уже отпахал, как мог, и уже выдохся!»
Впрочем, что-то всё-таки щёлкнуло у меня внутри, поскольку через пару минут после возобновления матча я сравнял счёт. В итоге мы добились важной победы со счётом 4:2. Я оставил заметный след, и даже l’Equipe, национальная спортивная газета, написала в отчёте об игре о «фестивале Дрогба».
Я продолжал стараться изо всех сил, чтобы радовать Ги Лякомба и постепенно превращаться в того нападающего, которого он хотел во мне видеть. Он был отличным тактиком и многому научил меня в плане выбора позиции, перемещений по полю и рационального использования скорости. Результаты, правда, не особо улучшались, так что в следующие несколько недель он продолжал настойчиво меня тормошить, заявляя, что я всё ещё не выступаю на желаемом им уровне. Видимо, из-за того, что его критика была конструктивной, а не сплошным излитием негатива, я её принимал. Это стимулировало меня ещё больше учиться и усерднее тренироваться.
Я забил трижды за 12 матчей во второй половине сезона. Не то чтобы шикарный показатель, но было ощущение, что прогрессирую и действительно помогаю команде. Увы, не все болельщики видели ситуацию именно такой. Однажды я неожиданно получил на домашний адрес письмо. Разумеется, никем не подписанное. Всё, что там было сказано: «Проваливай в свою страну, поедатель бананов». Я был потрясён и огорчён, так как впервые столкнулся с неприкрытым расизмом и не мог понять, для чего кто-то и сделал и почему выбрали именно меня, учитывая, что в команде было много чернокожих и вообще иностранцев.
Позднее я пришёл к выводу, что этот тупица на самом деле оказал мне услугу. Письмо вывело меня из себя и возвело стремление добиться успеха на ещё более высокий уровень, чем когда-либо. Я хотел показать, что горжусь быть тем, кем я являлся, и тем, чего успел достичь. Также я осознавал, что человек разочарован моей игрой, и именно таким дешёвым и трусливым способом решил меня задеть. Мне было прекрасно известно, что, когда я приехал в «Генгам», многие фанаты вопрошали: «Дидье кто?», узнав, что на замену их фавориту Фабрису Фьорезу приехал неизвестный резервист из Лиги 2. Пусть на меня нужда показать, чего я на деле стою, никак не давила, другие люди вполне могли считать иначе. Так что письмо, несмотря на удручающее содержание, придало мне импульс.
Концовка сезона предстояла напряжённая, потому что нужно было всерьёз постараться ради сохранения места в элите. Сама мысль о возвращении в Лигу 2 казалась ужасной всей команде. Мы не могли и подумать, что можем подвести тренера и, самое главное, болельщиков. Плюс Лига 2 – это жёсткий турнир с грубыми подкатами и стыками. Когда вы обладаете вкусом к чему-то прекрасному, не хочется заново привыкать к плохому. В Лиге 1 отличный уровень футбола, больше уважения друг к другу, и было невыносимо представлять, как мы можем всё это потерять. Я только попал в клуб и не хотел сразу же возвращаться в Лигу 2. В команде сложилась фантастическая атмосфера, многие партнёры давали понять, что вы уверены во мне, и я ощущал себя нужным. Поэтому после заключительного матча с «Труа», где мы выцарапали тяжелейшую победу со счётом 1:0, началось ликование. Уже не помню, как и почему, однако во время празднований на поле я непостижимым образом остался в одних трусах. Настолько мы тогда были счастливы, словно мир вокруг нас уже не интересовал совсем. Такое чувство, будто тогда мы ощущали себя победителями Лиги чемпионов, не меньше!
Радость оказалась недолгой. Вскоре Ги Лякомб объявил об уходе. Он отправился на повышение в «Сошо». Для меня это стало ударом. Когда у него брали интервью французские телевизионщики, он заявил: «Есть два игрока в нашем чемпионате, за которыми нужно следить, поскольку это будущее футбола в этой стране. Первый – Флоран Малуда. Второй – Дидье Дрогба». Моя первая реакция: «Я?! Он правда хвалит именно меня?» Но вообще-то он здорово всё предвидел, ибо мы оба в скором времени действительно шагнули вперёд.
С его уходом я снова почувствовал, что теряю близкого человека. В немалой степени это объяснялось тем, что, как и в «Ле-Мане», новый тренер – им стал Бертран Маршан – относился ко мне критически. Не думаю, что он особо в меня верил – по крайней мере, точно не так, как Лякомб. Я снова услышал, что «твоя физподготовка не соответствует нужному уровню», хотя справедливости ради нужно отметить, что Маршан знал обо мне ещё до этого, когда работал тренером резервной команды «Ренна».
Борьба за выживание сплотила командный дух, и поддержка со стороны партнёров, включая конкурентов за позицию нападающего, помогала усердно готовиться к сезону во время летнего перерыва и сохранять веру в самого себя. Первый матч сезона 2002/03 против чемпиона страны, «Лиона», я начал на скамейке, но на последние 20 минут, когда мы уже проигрывали 1:3, меня выпустили на поле. Пригодился опыт со времён «Ле-Мана», где приходилось показывать себя в отведённые мне крохи времени: в заключительные три минуты игры мы забили дважды, а важный гол, позволивший сравнять счёт и добыть очко, забил именно я.
С этого момента всё пошло по нарастающей: я забил 17 мячей за 34 матча, плюс 4 гола в трёх раундах кубка Франции, и стал третьим бомбардиром в стране. Весьма неплохо, учитывая, что это был мой первый полноценный сезон в элите и я выступал за клуб, который исторически никогда не был слишком уж успешным. Поразило другое: сложилось впечатление, что забивать в этой лиге гораздо легче, нежели дивизионом ниже. Это обусловлено несколькими причинами. Во-первых, футбол здесь был менее жёстким, не настолько тяжёлым в плане борьбы. Если я просил мяч, то имел больше шансов на его получение. Пусть здесь более высокие скорости, нужно чаще ускоряться, зато если я был готов (а я был готов на тот момент хорошо), то шансов забить гол было больше. Второй фактор – научился лучше читать игру, стал подкованным тактически. Я наконец-то получил настоящий опыт игры на топ-уровне, регулярно стремился учиться чему-то новому об игре, смотрел видео с участием Тьерри Анри и Рауля, пытаясь понять, как они умудрялись обыгрывать соперников, несмотря на плотную опеку с их стороны. Эти наблюдения сослужили мне добрую службу, поскольку с ростом моей результативности соперники стали уделять мне всё больше внимания, и я чувствовал, что на поле за мной теперь следили тщательней. Было видно, что меня стали воспринимать как серьёзного игрока, и как следствие мне больше не оставляли столько же пространства для манёвра, сколько раньше.
К сожалению, склонность к травмам никуда не делась. Осенью я выбыл примерно на месяц из-за трещины в кости. В период лечения я интенсивно работал над «физикой», поэтому в ноябре вернулся в строй в пиковых кондициях, забив в 8 матчах 6 голов. Вдобавок мы подошли к зимнему перерыву, деля второе место в таблице и отставая от лидера, «Марселя», всего на одно очко – для нас такой результат был выдающимся. Мы старались не забегать вперёд, но некоторые в команде начали шутить (или скорее грезить) о еврокубках. Все в команде стояли друг за друга горой, коллектив оставался крепким и сплочённым. Однако с возобновлением чемпионата конкуренты встрепенулись, отнеслись к нам с большей серьёзностью, и мы, привыкая к новому раскладу, проиграли шесть игр подряд.
Первое поражение нам нанёс «Ренн». «Ничего страшного», – успокаивали мы себя. – «Всего лишь одно поражение, не велика потеря». После третьего проигрыша организовали командное собрание, чтобы обсудить, как нам перевернуть ситуацию. «ОК, парни, мы проиграли три матча. Следующий мы обязаны выиграть, нужно поправлять наши дела!» Нам предстояла встреча на своём поле против «Гавра» – не самого грозного соперника. Но мы проиграли вновь. И снова, и ещё раз. Шесть матчей кряду. Со второго места мы сползали всё ниже и в итоге обнаружили себя во второй половине таблицы. Как же быстро всё изменилось. Призраки прошлого сезона опять начали нас посещать: тогда мы с трудом избежали вылета и теперь не могли даже думать о том, что придётся пройти этот путь заново, несмотря на все приложенные усилия и сложившуюся в команде атмосферу.
Добавлено (16.12.2017, 12:31)
---------------------------------------------
Глава 4, часть 2
Олас отправлял моей жене цветы, дарил футболку "Лиона" с моей фамилией, но я предпочёл "Марсель"
В следующем туре нам предстояло встретиться дома с ПСЖ, чьей главной звездой на тот момент был сам Роналдиньо. Предыдущий матч, на выезде в октябре, закончился разгромом от парижан со счётом 5:0. Я тогда из-за травмы остался смотреть его с трибуны, и это было тяжёлое зрелище, учитывая историю моих отношений с ПСЖ.
Матч был назначен на 22 февраля – важная дата для любого болельщика или игрока «Генгама. Мы подходили к игре скорее с надеждой на победу, нежели с ожиданием того, что она реальна. И именно этим прекрасен футбол. Клише «ничего не кончено, пока не прозвучал финальный свисток» продолжает оставаться жизнеспособным даже сегодня, и оно сработало в случае с той игрой.
Мы были голодны до победы, мы были заведены. На установке перед матчем наш капитан говорил о расплате за 5:0, о том, что нужно проявить характер. Мы были готовы. В ведущем на поле туннеле у меня взяли интервью для телевидения, и я заявил, что наша главная цель – быстро войти в игру и как можно раньше забить гол; три очка станут хорошим подспорьем, но важней всего быстрый гол. Какая ирония! Ранний гол действительно имел место, но забили его не мы. Через двадцать минут после стартового свистка мы проигрывали со счётом 0:1. Более того, тот мяч позднее признали лучшим голом сезона во Франции! Роналдиньо получил мяч недалеко от центральной линии, быстро обыгрался с Жеромом Леруа и самостоятельно просочился сквозь половину игроков «Генгама», после чего забил. Зачастую после пропущенных голов футболисты расстраиваются или психуют. Но тогда лично я мог только восхищаться. Разумеется, я не мог просто взять и начать хлопать в ладоши, но мысленно именно это я и сделал. Просто застыл как вкопанный: «Вау, это реально классный гол. Очень круто».
https://youtu.be/zZkJnsADaww
В перерыве повторилась та же установка, что и перед игрой. Нужно сохранять самообладание, не сдаваться. Через десять минут ПСЖ забивает снова. У меня были моменты, но либо спасал вратарь, либо мне не хватало самой малости. Вскоре после второго гола они чуть не забили третий, бывший игрок «Генгама» Фьорез мог третьим мячом похоронить нас окончательно. Однако мы как-то умудрились сохранить надежду и не опустить руки: подгоняли друг друга, приговаривая: «Нельзя сдаваться; пусть мы проиграем, но сделаем это достойно с высоко поднятыми головами и продолжая сражаться». Спустя несколько минут наконец-то удалось отыграть один гол благодаря шикарному удару головой нашего защитника Ориоля Гийома после выверенного навеса. Он выпрыгнул высоко и оттолкнулся от земли с такой силой, что приземлился с глухим стуком, сделав полное сальто.
Его прыжок словно окрылил нас. На 68-ой минуте я сравниваю счёт. Стадион взрывается. «Стад дю Рудуру» сравнительно невелик, вмещает около 16 тысяч, но за ним возвышаются многоэтажки, с которых видно поле. Ликовали и смотревшие оттуда, с балконов, и зрители непосредственно с трибун. Никогда не слышал и не видел ничего подобного.
Это ещё не конец. На девяностой минуте, после того как ПСЖ упускает отличный момент, я замыкаю прострел от Саки – 3:2. Начинается форменное сумасшествие, я снимаю с себя футболку, мы с партнёрами устраиваем победный танец. Вкус той победы был невероятно сладким. Прежде всего, для меня персонально, ибо я не забыл их попытку подписать меня несколькими годами ранее. Во-вторых, я не забивал с самого Рождества и радовался окончанию неудачной серии. Ну, и победа была важна для клуба в целом, конечно. ПСЖ унизил нас четыре месяца назад, и хотелось показать статусному клубу-гранду, что маленький «Генгам» тоже является командой, с которой надо считаться. Наконец, мы стремительно скатывались в таблице и остро нуждались в победе, чтобы посрамить всех критиков и сомневающихся в нас.
Отпечатался в памяти и заключительный матч того чемпионата, выездной против «Лиона», хотя и по совершенно иным причинам. Мы только обыграли на своём стадионе «Монако» 3:1 – отличный для нас результат, в одном ряду с победами над «Марселем» и «Лансом». Команда была на подъёме, а после победы над «Монако» мы усиленно и очень долго праздновали успех в отеле. То была безумная ночка: пели, танцевали, пили и в итоге уехали домой немного не в том состоянии, в котором туда заезжали. Помню, как захожу домой на следующий день, а жена восклицает: «Что с тобой случилось?» Пожалуй, у меня тогда был не совсем здоровый вид. Тот матч проходил посреди недели, так что уже через день нужно было отправляться в путь, в гости к «Лиону».
Обыграв «Монако», мы, по сути, вручили «Лиону» титул, но им всё равно хотелось доказать, что они лучшие в стране. В раздевалке незадолго до старта игры мы глядели друг на друга, и вдруг кто-то произнёс:
– Парни, если мы проиграем семь, восемь или девять – ноль, это ж не наша вина, правда? Давайте взглянем правде в глаза: тренер тоже отмечал последнюю победу, вместе с нами. Мы веселились с ним, да? Так что он вряд ли может жаловаться?
– Кто такое сказал? – ответил я. – Мы выиграем сегодня!
Атмосфера была настолько позитивной, что мы ощущали себя неудержимыми. И "Лион" ко всеобщему удивлению был бит – 4:1. Флоран Малуда сделал дубль, ещё дважды забил. Фантастика! Это означало, что мы финишируем седьмыми всего в трёх очках от попадания в Лигу чемпионов. Путёвка туда была бы серьёзным достижением для нас, учитывая череду поражений в середине сезона и борьбу за выживание в прошлом году.
Та игра имела особенную значимость, поскольку "Лион" – это чемпион Франции, они играли в Европе, и многие явно следили за матчем. Естественно, спустя несколько дней и «Лион», и «Марсель» проявили ко мне интерес. А ведь прошёл всего сезон между пребыванием на скамейке и возможностью выбирать между этими грандами.
Как я решил, куда именно мне переходить? Основываясь на собственных чувствах. Всё очень просто. Папе Диуф считал, что в «Марселе» мне будет тяжеловато. Он повёл себя честно, сказав, что не уверен, прав ли клуб на мой счёт. Многие его игроки переходили туда, и он знал, что в этом клубе не так уж и легко адаптироваться. Ожидания зашкаливают, конкуренция на каждой позиции высока. Но – и это было большое «но» для меня – это была моя безальтернативно любимая команда. Я всю жизнь оставался фанатом «Марселя». Но нужно было думать рационально и не позволять сердцу принимать решения за мой мозг.
С другой стороны, «Лион» на тот момент являлся самым профессиональным и успешным французским клубом, к тому же он завоёвывал всё больше признания в Европе. Разве переход туда не сулит мне лучшие перспективы? Их президент Жан-Мишель Олас – отличный человек и настоящий джентльмен. Он очень умён, и я не могу сдерживать улыбку, вспоминая о нём. Он знал, как контактировать с игроком. Помнится, он послал красивые цветы моей жене, и её впечатлил сей жест. «Может, нам стоит согласиться на предложение «Лиона»? – спрашивала она. Олас вёл себя хитро, демонстрируя, что клуб заботится о семьях своих футболистов. Флоран Малуда в итоге перешёл именно туда, и отчасти это заставило меня задуматься о том же направлении.
Увы, тренер Поль Ле Гуэн того же энтузиазма на мой счёт не проявлял. Он даже не пытался этого скрывать. «Да, у нас уже есть этот нападающий, ещё один и, может быть…» – и так далее. Звучало неубедительно. На мой взгляд, если у вас часто проскальзывает «может быть», то вы ищете оправдания на будущее, чтобы потом иметь возможность сказать игроку: «Я же говорил, что не нуждался в твоих услугах». Мои перспективы в «Лионе» виделись неясными. Президент клуба явно желал меня подписать, тренер – нет. В прошлом я всегда старался переходить в те команды, чьи тренеры ясно давали понять, что хотят меня приобрести, поэтому у нас сразу складывались хорошие отношения.
В противоположность этому тренер «Марселя» Ален Перрен сам дозвонился и объяснил, какая роль в нынешнем составе отведена мне. «Я хочу, чтобы ты перешёл в «Марсель», и вижу тебя основным нападающим команды в паре с Мидо [египтянин, которого они только что подписали]». Он чётко обрисовал ситуацию и дал понять, как я вписываюсь в игровой рисунок. Для меня этого было достаточно. И, если говорить начистоту, я сделал свой выбор, в том числе и из-за личных пристрастий. Мне хотелось спустя много лет оглянуться назад и сказать, что я выступал за «Марсель». Это решение болельщицкое, оно может показаться безумным для всех остальных, но этот клуб считается легендарным во Франции. Я страстно желал стать маленькой частью его истории. Для меня тот переход был привилегией, исполнением мечты, которую я вынашивал, ещё будучи мальчишкой.
Жан-Мишель Олас не сдавался до последнего в попытках переманить меня к себе, даже когда я уже подтвердил ему, чтобы предпочёл «Марсель». Он даже отправил своего советника, бывшего нападающего Бернарда Лякомба, в Абиджан, где я в составе сборной готовился к квалификации на кубок Африки. Мы тепло пообщались в лобби нашего отеля, он говорил убедительно и в конце он оставил в моей комнате футболку «Лиона» с 11-м номером и моей фамилией на спине. Очень умно, я высоко оценил этот жест.
Но внутренне я уже принял решение, и никто и ничто не могло заставить меня передумать. Было грустно оставлять «Генгам», где у меня появилось столько добрых приятелей. Я завоевал любовь фанатов, что для меня также очень важно. Но я понимал, что должен использовать появившийся шанс. Мне было 25, время неумолимо двигалось вперёд.
Сообщение отредактировал Виллиан - Суббота, 16.12.2017, 12:37 |
|
| |
| chelceawin | Дата: Суббота, 30.12.2017, 23:14 | Сообщение # 8 |
 Игрок молодежки
Группа: Болельщики
Сообщений: 1
Награды: 0
Статус: Оффлайн
| очень интересно ...спасибо
|
|
| |
| Фил | Дата: Среда, 10.01.2018, 01:38 | Сообщение # 9 |
|
Ключевой
Группа: Болельщики
Сообщений: 263
Награды: 1
Статус: Оффлайн
| Глава 5 - о переезде в Марсель, дебюте в Лиге чемпионов и первой встрече с Моуринью.
Моя марсельская мечта, 2003-2004…
При первой встрече Моуринью сказал, что купит меня, как только сможет себе это позволить.
Генгам – тихий бретанский городок на северо-западе Франции с населением меньше чем 8 тысяч человек. Марсель – его полная противоположность: крупный средиземноморский порт, второй город страны, насчитывающий 850 тысяч жителей, известный своей суетой и мультикультурностью. Фанаты «Генгама» съезжались на матчи со всех окрестностей. «Марсель» же поддерживается болельщиками со всего света. Тогда «Стад де Рудуру» вмещал 16 тысяч человек, «Велодром» – около 60. Это всего лишь часть различий между ними.
Я был в расположении сборной, когда оформлялся трансфер, поэтому смог присоединиться к команде только в концовке предсезонных сборов. Забавно, что они проходили в Бретани, недалеко от Генгама. Мне сразу же помогли обжиться на новом месте. Я делил комнату с капитаном команды швейцарцем Фабио Селестини, который снабдил меня полезными сведениями о тренере, его методах и человеческих качествах. Вдобавок он посоветовал мне, как себя вести – просто делать своё дело и оставаться собой. Напряжение быстро ушло. Было непривычно повсюду встречать болельщиков «Марселя». Их поддержка показала, что популярность этого клуба несравнима с тем, что доводилось видеть раньше.
К счастью, внимание не было сосредоточено только на мне. Мидо только что перешёл из «Аякса» за 12 миллионов евро, это рекорд для футболиста из Египта, так что все обратили взор на него, а не на какого-то парня, только что взятого из «Генгама», чьё имя многие до сих пор даже не могли произнести. Такой расклад мне подходил как нельзя лучше. Давления извне не было, хотя внутренне я его чувствовал. Смогу ли заиграть в такой команде? Я теперь часть чего-то большого, и это было для меня в новинку. Я старался не выдавать своих чувств, делал вид, что приспособился к новой обстановке, но всё равно чувствовал себя не совсем в своей тарелке. Словно лебедь, который выглядит так, словно лёгко, без усилий скользит по поверхности, а на самом деле бешено перебирает лапами под водой. Так я себя поначалу и чувствовал – безумно бултыхался, чтобы не отставать от остальных.
Однако партнёров я ни в чём винить не мог. Они проявляли невероятное дружелюбие. Я-то ожидал увидеть группу законченных индивидуалистов, учитывая, кто там играл. Предполагал, что многие будут просто делать своё дело, не обращая внимания, что чувствуют и думают на этот счёт окружающие. Реальность опровергла все ожидания. На деле атмосфера в коллективе много для них значила.
Хорошее подтверждение тому имело место на одной из моих первых тренировок с «Марселем». Дело было в августе, стояла лютая жара, и так как я не проходил предсезонку полностью вместе с остальными, то не был как следует готов к нагрузкам. Мы начали беговое упражнение, и я постепенно начал ощущать, что не справляюсь с общим темпом. Солнце палило нещадно, пульс зашкаливал, и я начал всё дальше отдаляться от остальных. Один из защитников, Джонни Экер, заметил это, но вместо того, чтобы оставить меня и продолжать бежать, он попробовал слегка меня приободрить: «Давай, Дидье, давай!» И когда стало ясно, что это не помогает, заставил всех притормозить.
– Ничего страшного, – сказал он. – Мы подождём. Будем бежать за тобой. Ты первый, давай.
Вот так вот. Теперь уже я задавал темп. Такое отношение сразило меня наповал. В любой другой команде, особенно в низших дивизионах, подобное невозможно даже вообразить. Там либо ты плывёшь, либо тонешь. Если ты сзади, то ты сзади. Никто не собирается тебя ждать.
Так что с самого начала я почувствовал, что меня приняли, и это было классное ощущение. Мы поладили с Аленом Перреном. Пусть он был требовательным, зато хорошим как человек и тренер. Естественно, нужно было внимательно слушать, что он говорил. Он пояснял, чего от тебя хотел, а затем передавал тебе ответственность за всё, что ты делаешь. «Вы выступаете не для меня, а для себя», – повторял он. Такой стиль я бы сравнил с манерой Гуса Хиддинка. Для Франции тех лет это было нетипично, поэтому с некоторыми игроками у него наблюдались проблемы: просто они привыкли больше полагаться на тренера, привыкли, что на поле нужно делать именно то и только то, что он прикажет. Но с моей точки зрения, когда ты достигаешь определённого уровня, ты уже обязан знать, что тебе следует делать. Тренер задаст для тебя направление, но на поле выходишь именно ты, и за происходящее там нужно брать ответственность на себя. Нужно иметь достаточно опыта, чтобы тебя не приходилось водить за руку буквально в любой ситуации.
Со мной подхода Перрена срабатывал как надо, он сдержал слово относительно моей роли в команде – играть впереди в паре с другим нападающим. Он давал мне возможность проявить себя. Я начал забивать с места в карьер, ещё в предсезонных матчах, и сразу же вошёл в нужный ритм.
Жизнь полна странных совпадений. В первой игре чемпионата нам предстоял выездной поединок против «Генгама». Прошло всего ничего времени, а я уже думаю о том, как обыграть свою предыдущую команду. Забить не удалось, но было нелегко видеть бывших партнёров и многочисленных болельщиков, тепло поприветствовавших меня, когда я сделал первый шаг на поле. Эмоции я старался держать в себе, по крайней мере, до окончания матча; в противном случае не смог бы сконцентрироваться на игре. Однако нужно говорить откровенно: хотя покидать «Генгам» и было грустно, меня вдохновлял тот факт, что теперь я игрок «Марселя».
Мне дали любимый 11-й номер. В прошлом его носил легендарный Эрик Кантона, поэтому право носить его вызывало благие предчувствия. В первый раз я буквально вылетел на поле «Велодрома», обуреваемый счастьем и с трудом сдерживающий себя. Помню, как увидел огромный баннер на одной из трибун с моим изображением и подписью снизу: «Дрогба, забивай для нас».
Скандирование моего имени фанатами на каждом матче, прекрасный огромный стадион, знания о славной истории клуба и чувство причастности к его истории – комбинация этих факторов никогда не переставала вдохновлять и мотивировать меня. Иностранцы, подписывая контракт с «Марселем», очевидно, понимают, что приходят в большой клуб с историей, но если ты вырос во Франции, то для тебя «Олимпик» имеет особый статус. В туннеле перед матчами, ожидая выхода на заполненный страстными болельщиками 60-тысячник, я испытывал какие-то неземные чувства. Мне вообще всё казалось нереальным: что я ношу эту светло-синюю футболку, что я выбегаю на эту потрясающую арену. Это чувство не покидало меня, по сути, целый сезон, что я там провёл. Каждую игру проводил как первую. Каждую игру воспринимал как нечто особенное.
Мой первый забитый мяч состоялся в августе на выезде против «Ланса», а в следующем туре я забил первый гол уже на нашем стадионе – тогда мы обыграли «Сошо». Вскоре я начал праздновать забитые мячи специальным танцем, который называется coupé-décalé. Он популярен в Кот-д’Ивуаре, а также в ивуариской общине во Франции. Исполняется в сопровождении национальной поп-музыки. Эти пляски стали моим фирменным знаком, и фанаты по ходу сезона их полюбили.
Дальше пришёл черед ещё одной важной вехи в моей карьере – групповая стадия Лиги чемпионов. Мы попали туда в августе, пройдя «Аустрию» в квалификации. Пусть выиграли не очень убедительно, но главное, что прошли дальше. К нам в группу попались «Партизан», «Порту» и могучий «Реал Мадрид», и стартовать предстояло с матча на «Сантьяго Бернабеу». В той команде собралась целая плеяда звёзд мирового футбола, это было даже смешно: начиная с капитана команды Рауля, потом Зидан, Роналдо, Фигу, Касильяс и наконец Дэвид Бекхем, который только перешёл туда за внушительные деньги из «Манчестер Юнайтед».
Сюрреализм какой-то: я буду играть на одном из главных стадионов мира в самом престижном европейском турнире. Раньше я смотрел Лигу чемпионов дома с друзьями. Мы усаживались перед телевизором, ели пиццу и прикалывались, рассуждая, какая команда сегодня победит. Потом начинался гимн… Я вспомнил всё это, выходя на то поле того стадиона в Мадриде, выстраиваясь в шеренгу рядом со всеми этими звёздами и слушая тот гимн. Всепоглощающее чувство, по телу пробегает холодок. «Я это сделал, сделал», – думаю про себя, а сам до конца не верю.
Удивительно, что вместо испуга меня переполняли лёгкость и какое-то странное спокойствие. Я верил в свою команду и в то, что смогу соответствовать уровню этих ребят. Возможно, я наслаждался происходящим и потому, что наконец-то достиг вершины европейского футбола, хотя всего три дня назад существовала угроза пропустить матч. Я подвернул лодыжку во время тренировки, и буквально за день до игры, когда мы проводили предыгровое занятие уже на стадионе соперника, продолжал ощущать боль. Но мне повезло. Я успел восстановиться ровно к назначенному времени. Недолеченным на поле бы не вышел – никогда так не делал. И для меня почти не стало шоком то, что удалось забить первый гол на 26-й минуте. Вне себя от счастья я побежал праздновать к угловому флажку. Наши болельщики, которых там было много, тоже радовались и торжествовали, а вот фанаты «Реала» – совсем другая история. Я расслышал из их толпы легко узнаваемые звуки подражания обезьянам. Их издавала небольшая группка людей, но слышно их было чётко. Меня это шокировало. Никогда не забуду, как в тот момент, пусть я и радовался забитому мячу, в голове пронеслась мысль: «Ничего себе, это же «Реал Мадрид». Не могу поверить, что у них тоже есть такие болельщики!»
Игра окончилась победой «Галактикос» со счётом 4:2, но мы уходили с поля, чувствуя, что сыграли хорошо. Это придало нам уверенности перед следующим соперником, так что «Партизан» дома мы прихлопнули как следует – 3:0. Я опять открыл счёт, и в целом был удовлетворён тем, как выглядела наша команда.
Друзья безостановочно звонили и писали мне сообщения начиная с мадридского матча. Мои родители и родственники не из тех, кто слишком увлекается эмоциями, а вот друзья не могли сдерживать своё возбуждение. «Лига чемпионов! Не могу поверить, что ты играешь там! Как оно вообще?» И вместе с ними я тоже не мог поверить, что попал туда! И тоже не мог скрыть тот факт, что я донельзя изумлён. «Ну, это, скажем так… классно!» А потом заливался смехом. Просто в Лиге 2 реально игралось тяжелее из-за уклона на «физику». В Лиге чемпионов же ценится техника, хладнокровный расчёт, умение атаковать в правильный момент, футбольное мышление. Там нужно чутко ощущать, когда соперник проседает и нужно перехватывать инициативу. Всё завязано на чтении игры, и к тому моменту я уже научился понимать все эти нюансы, поэтому для меня это было естественно и довольно легко.
Дальше нам предстояли спаренные игры с «Порту», которые в тот год выиграют Лигу чемпионов и которых тогда тренировал не кто иной, как Жозе Моуринью. В первой игре я забил опять, однако оба этих матча проиграли: сперва 2:3, а потом, в Португалии, 1:0. Больше всего польстили переговоры защитников в первой встрече: я слышал, как они, обсуждая между делом, как меня остановить, признали единственным действенным способом удары по ногам. Пожалуй, я делал кое-что правильно, если они считали меня неудержимым. Это был лучший комплимент, который я когда-либо от них слышал!
А ещё в тот раз мы с Жозе впервые встретили друг друга. Он подошёл ко мне в туннеле и шутя спросил на французском, есть ли у меня братья или кузены, кто играет в футбол так же.
– Вообще-то во Франции полно тех, кто лучше меня, – отшутился я.
– Однажды, когда я смогу себе это позволить, я куплю тебя, – сказал он, перед тем как уйти.
Я не стал зацикливаться на его словах, но знал, что с помощью своего скаута, прекрасно всем известного Андре Виллаш-Боаша, он продолжал за мной следить. Андре неоднократно приезжал на матчи с моим участием и отправлял отчёты боссу.
Моя игра начала меняться, и одной из ключевых причин было то, что я находился в лучшей физической форме за всю жизнь. Я был обязан этим не только той работе, что проводилась на тренировках. Большую роль сыграли два человека: Стефен Рено и Паскаль Керлу, с которыми я начал сотрудничать в «Генгаме» и которые продолжают помогать мне по сей день (лишь несколько лет назад вместо Паскаля со мной начал работать Матьё Бродбек). Изначально они работали с Флораном Малуда, я тогда поражался, как быстро он приходил в себя после напряжённого матча, особенно когда нужно было играть вновь через три дня. По сравнению со мной он всегда выглядел свежим. Мне же требовалось пять дней для восстановления, что не есть хорошо, потому что если я начинал нормально тренироваться лишь на пятый день, то тренер бы вряд ли включил меня в стартовой состав на следующую игру. Я осознавал, что нужно что-то менять. Так Флоран познакомил меня с этими ребятами, что помогали ему готовиться. Причём не только физически, но также технически и тактически. Я тоже начал заниматься с ними и продолжаю до сих пор.
Стефен – тренер по физподготовке, спортивный физиотерапевт, специализирующийся на упражнениях, способствующих профилактике травм и ускорению восстановления после футбольных тренировок. Они включают в себя очень много растяжки. Когда я говорю «много», это значит не 20 минут, а два-три часа или даже больше, если потребуется. Многочисленные повторения одних и тех же движений, растягивание всех мышц и мягких тканей.
У Паскаля больше академического, научного опыта и обширные знания по физиологии, биомеханике и по части физических техник, требующихся для выступлений на высшем уровне. Поначалу мы часами смотрели видео с разных матчей, детально анализируя все движения, отборы мяча и те технические моменты, которые не были заложены в мою мышечную память, потому что я не тренировался в футбольной академии с детства. Но я научился использовать незаметные, но оттого не менее значимые компоненты моей игры: как считывать информацию с «языка тела» моих соперников, причём не только вратарей; как быть уверенным, что уходишь от соперника в правильный момент; как оставаться вне предела его видимости; как успех матча может зависеть от нескольких секунд, когда вам удалось перехитрить оппонентов, сделать тот самый нужный пас или найти зазор в обороне и просочиться через него к воротам. Всё это включало многочасовой анализ, многочасовую практику после тренировок и многочасовую работу на «физику» и растяжку дома.
Кроме того, я еженедельно посещал остеопата, чтобы закольцевать проделываемую работу. Некоторые считали эти визиты излишними и бессмысленными, но я был твёрдо убеждён в той пользе, которую они приносили. Она подтверждалась фактами: с тех пор как я нанял остеопата в конце пребывания в «Генгаме», моя форма улучшилась, результативность выросла, а карьера пошла в гору.
Моя «фитнес команда» никогда не вмешивалась в то, что мы делали в клубе. Они всегда стремились работать сообща с тренерами и помогать мне становиться лучше именно ради команды. Аналогичного подхода придерживались и баскетбольные суперзвёзды – такие, как Майкл Джордан и Кобе Брайант, которым я всегда восхищался. И сейчас это стало модным среди топовых игроков во многих топовых клубах.
Реалии футбола таковы, что даже в лучших командах мира может быть до трёх тренеров по физподготовке, а игроков – от 22 до 24. Даже если они готовы на всё, то способны уделять одному футболисту максимум 10-20 минут, после чего нужно переключаться на следующего. В большинстве случаев им приходится применять методику, подходящую для среднестатистического игрока. Я же понимал, что моё тело, постоянно травмируемое с молодости, нуждалось в более специфичной, более точечной помощи, если я хотел полностью раскрыть свой потенциал.
Так что моя «фитнес-команда» последовала за мной в «Марсель», – а затем и в «Челси» – и дополнительная работа приносила свои плоды, мотивируя продолжать. Мне всегда приходилось упорно работать над собой. Я был первым, кто мог признать, что не обладал выдающимся талантом, но я мог видеть, что моё усердие действительно помогало выйти на желаемый уровень – тот, которого от меня все ожидали.
К сожалению, результаты команды ожиданиям не соответствовали. Прошлый год клуб закончил на втором месте. Новый сезон тоже начался хорошо, в определённый момент в сентябре мы даже возглавили таблицу, но в дальнейшем положение стало ухудшаться. В группе в Лиге чемпионов мы финишировали третьими, не сумев пробиться в плей-офф. Ален Перрен каким-то образом потерял доверие команды и перестал с нами общаться. В аренду из «Манчестер Юнайтед» был взят Фабьен Бартез. Это случилось после того, как наш действующий вратарь Ведран Рунье раскритиковал тактику команды на матч против «Мадрида» – не знаю, была ли связь между этими событиями, но стоило бы удивиться, если да. К началу зимней паузы было очевидно, что между рядом игроков и Перреном существуют определённые трения, плюс сказывался тот факт, что наш капитан был травмирован. Я помню, как однажды сказал одному из ассистентов главного тренера, что в команде нет авторитетного игрока, к которому можно обратиться за советом, кто мог бы повести за собой – в общем, нет настоящего лидера. Он повернулся ко мне и заявил: «Что ж, тебе придётся им стать!» Мне? Стать лидером «Марселя»? Да бросьте! Но, в конце концов, я понял, что другого выхода нет, и, признаться, я чувствовал себя естественно в роли человека, который должен объединить коллектив. Стал устраивать ужины с несколькими игроками после тренировок, или как бы ненароком приглашал на обед, чтобы парни просто побыли вместе и мы таким образом восстановили атмосферу в команде. Было забавно, нам пришлось узнать друг друга получше, поближе познакомиться с семьями, и всё это ощутимо помогло в период нестабильности, когда в тренере ощущалась нехватка лидерских качеств.
Отставка Перрена в январе, когда после одного из поражений нас отправили на 6-е место, всерьёз меня расстроила, поскольку я всегда уважал и продолжаю уважать этого человека. Конечно, его уход меня не удивил – мы чувствовали, что он приближался, на протяжении нескольких предшествовавших недель. Шокировало то, что всё было обставлено в отвратительной форме. Впрочем, тогда я уже начинал привыкать к тому, что в футболе это считается нормальным. Тогда мне казалось, что он получил недостаточно благодарности и признания за всё, что он сделал для клуба. В конце концов, перед этим он впервые за 4 года вывел их в Лигу чемпионов, а в чемпионате команда до конца преследовала «Лион». Но этого, очевидно, было недостаточно, и наша посредственная осень вкупе с атмосферой в раздевалке сделали его дальнейшее пребывание в «Марселе» невозможным.
На его место назначили тренера резервной команды Жозе Аниго. Рождённый и воспитанный в Марселе, он был близок к фанатам, жил и дышал клубом и в общении предстал более прямым, более дружелюбным человеком. Хосе сразу установил контакт с игроками и вдохнул в нас новую жизнь. Я быстро дал ему понять, что, несмотря на огорчение от ухода Перрена, я полностью предан делу и готов продолжать выполнять свою работу. В прошлом я настрадался оттого, что уважаемый мною тренер покидал команду, а ему на смену приходил человек, пребывавший не в восторге от меня или от стиля моей игры. Так что я был настроен показать ему, что на меня можно рассчитывать и что ради команды я готов на всё, поэтому мы смогли быстро найти общий язык. Наступил момент для нового старта – и для меня, и для всей команды.
Добавлено (09.01.2018, 01:03)
---------------------------------------------
Глава 6
Сказал агенту, что не уйду из «Марселя», даже если «Челси» удвоит мне зарплату.
Чем всё закончилось.
Итак, мы вылетели из Лиги чемпионов, но попали в Кубок УЕФА и хотели показать новому тренеру, владельцу клуба и болельщиков, что можем хорошо выступить там. Новым капитаном стал алжирец Брахим Хемдани. Меня начали привлекать к организации разминки перед тренировками, а я сам продолжал попытки объединить команду. Учитывая, что этот сезон был для меня первым в клубе, казалось странным, что мне в команде уже отводили столь значимую роль. У меня не было опыта игры в топ-клубах, чтобы я мог просто сказать: «Парни, слушай сюда, в «Ювентусе», или в «Барселоне», или в ПСЖ мы делали так». Я стал тем, кто выступал на командных собраниях, к кому обращались остальные и кого спрашивали, если игра не складывалась: «Что теперь делать?» Даже более опытные футболисты начали искать у меня помощи и совета. На поле моё влияние достигло такой стадии, что один из партнёров, Филипп Кристанваль, в один день подошёл ко мне и прямым текстом заявил: мол, я держу команду на себе и, если я играю хорошо, все остальные тоже. Ха, никакого давления!
Я проводил много времени на базе, где регулярно общался со всеми, кто работал в клубе, чтобы они чувствовали сопричастность к общему процессу, чтобы дать им чувство принадлежности к большой семье. Для меня это было и остаётся важным фактором. Мы, игроки, имеем честь играть за великие клубы, поэтому демонстрировать любовь и всячески помогать тем, кто в них работает, – наш долг. Их редко благодарят и не всегда замечают, но их вклад очень велик.
Моя роль в клубе – как и старания на поле, где мой голевой счёт продолжал расти – не осталась незамеченной со стороны фанатов, и к 2004-ому году моя популярность выросла настолько, что я не мог сделать шага за пределами дома, не собрав вокруг себя толпы. Каждая попытка прогуляться до булочной рядом с домом, чтобы купить багет для завтрака, растягивалась на полчаса. Болельщики кайфовали от возможности поскандировать моё имя, взять автограф или сделать фото – ещё на старые телефоны с плохими камерами, не сэлфи. Всё это было абсолютно новым для меня. Сперва нравилось, я наслаждался вниманием, но со временем я дошёл до точки, когда подумал: «Стоп. Хватит. Это не для меня, не хочу больше. Не хочу, чтобы моя семья регулярно проходила через это. Почему люди вопят, кричат при моём виде, чуть ли не попадают в аварии (были близки к этому несколько раз), когда видят меня, едущего параллельным курсом с ними?» Ситуация выходила из-под контроля, а мне так жить не хотелось. Ещё я чувствовал, что мне хотелось им сказать: «Я не тот человек, которого вы видите во мне. На самом деле я простой парень. Обычный человек из Кот-д’Ивуара. Я не заслуживаю вашего низкопоклонства».
В клубе работал спортивный психолог, и я решил к нему обратиться. Рассказал, что происходит и как это начинает на меня влиять. Он объяснил, мне нужно найти способ поглощать всё это внимание, принять его; и ещё дал понять, что это не просто часть ответственности за возможность играть в большом клубе вроде «Марселя» – это неизбежный побочный эффект от того, что ты добиваешься успеха здесь или в любой другой команде. Я не мог прожить остаток жизни, устраняясь от этого, закрываясь в скорлупе. Моя жизнь менялась, и нужно было принять сей факт. Главное, следовало сосредоточиться на собственной игре, поскольку в этом случае результаты бы не заставили себя ждать, голы бы пришли, и болельщики были бы счастливы. Это оставалось приоритетом – выступать хорошо, чтобы все остальные тоже оставались довольны. Мне понадобилось определённое время, чтобы переварить сказанное психологом, но, в конечном счёте, я понял, что он пытался донести, и стал привыкать и уживаться с мыслью, что успех ведёт за собой ответственность по отношению к другим и к самому себе. Не всегда это было легко, но, по крайней мере, я получил определённые сведения на сей счёт, и это стало первым шагом на пути к примирению с той жизнью, которая у меня началась.
В «Марселе» мне было суждено провести всего сезон, но я был настолько предан клубу и болельщикам, что впоследствии, когда люди узнавали, что я провёл там так мало времени, их охватывало удивление. «Всего год? Казалось, что ты был там лет пять!» Значит, я что-то оставил там после себя. Я получил много от фанатов, и сам, будучи фаном «Марселя», хотел дать им в отвёт всё что мог. Я забивал за «Генгам» и высоко ценился там и партнёрами, и зрителями, но в «Марселе» всё было совершенно иначе. Здесь мне помогли вырасти над собой. «Марсель» – клуб, где я наконец-то стал мужчиной и лидером.
Но чтобы было понятно: я был не единственным лидером. Фабьен Бартез, как только вернулся назад, тоже вжился в эту роль. Фабьена подписали в октябре, однако до января ему нельзя было играть. У него была колоссальная репутация. Чемпион мира 1998, чемпион Европы 2000, только что помог «Манчестер Юнайтед» выиграть Премьер-лигу. Он сразу стал любимцев болельщиков, тем более что это пришествие в «Марсель» было для него не первым – он уже играл здесь, причём успешно, в 90-е годы. Фабьен не из тех, кто говорит от нечего делать. На собраниях он сидел и прислушивался к мнениям остальных. Подобно Крёстному отцу, сперва выжидал, пока выскажется каждый, затем произносил всего несколько слов, а остальные ему внимали. Иногда я записывал то, что он говорил или делал во время собраний, чтобы потом мы могли обсудить проблему вместе. Фабьен никогда не стремился стать центром внимания, но всё равно каким-то образом умудрялся управлять коллективом. На меня он серьёзно повлиял, и я многому научился за те несколько месяцев, что мы провели в одном клубе.
Жеребьёвка определила нам в соперники по 1/8 финала Кубка УЕФА «Ливерпуль», возглавляемый тогда Жераром Улье. Меня и так не особо-то надо было мотивировать, но мысль об игре на «Энфилде», на глазах у «Копа» да в мой 26-й день рождения (11 марта) заставил отнестись к первой игре как к чему-то особенному. И о каком же подарке я мог больше всего мечтать? Забить гол конечно же, что я, собственно, и сделал. Тот мяч стал первым забитым французской командой в Ливерпуле за предыдущие 27 лет, с тех пор как это удалось в марте 1977-го «Сент-Этьену». Тогда менеджером был Боб Пэйсли, а за команду выступали легендарные Кевин Киган и Эмлин Хьюз. Так что мне довелось быть первым из нового поколения, кто забил там в футболке французской команды. После матча, завершившегося вничью – 1:1, вся раздевалка наполнилась эхом от громких распеваний хриплыми голосами «Happy Birthday». Этот момент Улье и его парни не смогли оценить или разделить вместе со мной. Но неважно, в моей памяти от того дня остались положительные воспоминания, как и от многих других, когда приходилось играть против «Ливерпуля».
Благодаря победе (2:1) в ответной встрече мы прошли в следующий раунд, где переиграли миланский «Интер». В обоих матчах мы выиграли, я забил важный гол, единственный в домашней игре. Нам снова удалось пройти одну из топовых европейских команд, за которую тогда выступали Фабио Каннаваро и Кристиан Вьери.
Теперь между нами и финалом встал «Ньюкасл», и мы знали, что их талисман Алан Ширер, бог Таунсайда, сделает всё, чтобы его команда нас обыграла. Ему было 33, но он оставался невероятно эффективным и сильным футболистом. В гостях нам удалось сдержать их и добыть нулевую ничью, ставшую личным разочарованием для меня: попал в перекладину, не смог использовать пару отличных моментов. Что ж, зато мы сохранили хорошие шансы.
В преддверии домашнего поединка, несмотря на небольшую боль в паху, я чувствовал в себе необычайное спокойствие и решимость. Я знал, что нужно делать. Я взвалил на себя большую ответственность, однако понимал, как сильно остальные рассчитывают на то, что я выступлю хорошо и принесу клубу столь желанную победу.
Мои молитвы были услышаны, и я забил два очень важных гола, по одному в каждом тайме – то, о чём мечтал ещё ребёнком. Нам удалось пробиться в финал на глазах у безумно довольных болельщиков. Тысячи и тысячи людей наводнили улицы Марселя той ночью, вовсю гудели машины, все размахивали флагами, танцы и песнопения продолжались до утра, многие местные жители исполняли мой коронный танец.
Через три дням нам предстоял выезд к «Монако». Тренер решил предоставить отдых, потому что до финала оставалось всего 10 дней, но уже через 15 минут после старта мы проигрывали 0:1, и он выпустил меня в надежде (зря, как оказалось), что я переверну игру. Мы защищались от углового у своих ворот, я выпрыгнул, и тут же защитник сильно, пусть и неумышленно, воткнулся коленом мне в бедро. Я сразу же почувствовал безумную боль и, как только приземлился на газон, понял, что дела плохи. В глазах даже замелькали звёздочки, я не мог двигаться, а ногу на какое-то время буквально парализовало.
Меня сразу отвезли в больницу, однако снимки и рентген ничего не показали. Тем не менее, пять дней я не мог ходить. Чтобы заглушить боль, мне регулярно делали противовоспалительные инъекции. Началась гонка со временем.
Чтобы дать понять, насколько важен был тот финал не только для клуба, но и для всего города, скажу, что на утро перед отъездом команды на игру в Гётеборг, где нас ждал испанский чемпион «Валенсия», несколько человек из нас посетили католическую базилику Марселя, Нотр-Дам-де-ла-Гард. Это одна из главных достопримечательностей города, расположенная высоко на холме и видимая в окрестностях отовсюду. Считается, что она стоит на страже города и его жителей, поэтому я пришёл, чтобы подарить в качестве подношения одну из своих игровых футболок, надеясь, что это даст нам немного божественной помощи в грядущем матче. Этот визит не был первым в своём роде. В 1993 году команда сделала то же самое перед мюнхенским финалом Лиги чемпионов против «Милана». Мою футболку охотно приняли, и сейчас она висит рядом с вымпелом «Марселя» справа от входа в базилику. К слову, достаточно высоко, чтобы удержать всех желающих её оттуда сорвать!
Я неплохо начал финал, несмотря на боль при каждом рывке и игру на 50% от своих возможностей. Довольно скоро мне прилетело локтём от Роберто Айялы. Мы действовали лучше в дебюте матча, но «Валенсия» успешно отбивалась, и игра выровнялась. Вдруг на исходе первого тайма Фабьен Бартез сбивает форварда соперника Мисту в штрафной. Судья Пьерлуиджи Коллина решил, что нога Фабьена была поднята слишком высоко, и удалил его с поля. На мой взгляд, то единоборство не было столь уж грубым, и, учитывая важность матча и тот факт, что не закончилась ещё даже половина, на мой взгляд, Коллина показал красную карточку ошибочно и тем самым убил игру. Но Коллина являлся наиболее авторитетным судьёй в мире, и он был непреклонен в ответ на мои жалобы, заявив, что у него не было другого выбора, кроме как следовать правилам. Так или иначе, «Валенсия» забила с пенальти, и игра, по сути, была сделана. В течение 15 минут после начала второго тайма они забили повторно. У нас были возможности забить тоже, мы боролись до полусмерти, но так и не смогли отыграться.
Надо признать, что та «Валенсия» под руководством Рафы Бенитеса, проводившего последний сезон перед уходом в «Ливерпуль», была хороша. Хотя по итогу они выглядели лучше, мы чувствовали, что могли бы их обыграть, будь я в лучшей форме и сложись ряд обстоятельств в нашу пользу. Нашей мечте завоевать трофей пришёл конец, и это стало большим разочарованием для игроков и болельщиков.
В том сезоне оставалось сыграть один матч, последний тур Лиги 1. Мы находились на седьмом месте, гораздо ниже желаемого, зато решительно настроились на заключительную игру. Им нужно было побеждать, чтобы спастись от вылета. С кем нам предстояло играть? С «Генгамом». Полное совпадение. Я играл против них не только в своём первом матче за «Марсель», но также и в последнем. И моей новой команде предстояло вершить судьбу старой. Мягко говоря, не самая комфортная ситуация для меня, но нужно было оставаться профессионалом и играть так, словно меня не волновало название соперника. Я не забил, но мы обыграли их 2:1, отправив в Лигу 2 на следующий сезон. После матча я обнял бывших партнёров, у некоторых по щекам катились слёзы. Я вспомнил, как двумя годами ранее, в конце моего первого сезона в «Генгами», нам тоже пришлось сражаться за вживание до последнего тура. Тогда мы победили, сейчас им не повезло, и я реально сочувствовал парням – в конце концов, такое вполне могло произойти со мной.
По итогам года меня назвали лучшим футболистом сезона по версии французского аналога ассоциации профессиональных футболистов – UNFP. Это стало для меня огромной честью, и я был удивлён, когда услышал эту новость. Снова казалось, что только вчера я сидел на скамейке в «Ле-Мане», и оттого получение такой награды сбивало с толком. Хотя да, я правда забил 32 гола в том сезоне, стал третьим бомбардиром лиги (первое место занял Джибриль Сиссе из «Осера»). Думаю, отчасти награда досталась именно мне, поскольку я был относительно новым лицом для французского футбола. Плюс сказалось то, что я внёс большой вклад в выступление своего клуба в еврокубках: забил шесть голов в Лиге чемпионов (несмотря на вылет «Марселя» после группового этапа) и пять в Кубке УЕФА, в котором я отличался в каждом раунде, кроме финала.
Эта награда грела душу, учитывая, что я, 26-летний, уже был далеко не юношей. Но я никогда не забывал, что остаюсь частью команды и своим успехом обязан партнёрам. Ни один игрок не может быть больше или значимей, чем его команда. Произошедшее позже показало мне, что как бы ни был игрок успешен, лоялен и привязан к команде, ни один клуб не поставит эти качества между собой и предложением, от которого нельзя отказаться.
Впервые об интересе со стороны других клубов я услышал то ли в марте, то ли в апреле 2004-го. Дело было после пресс-конференции, – не помню, по какому случаю – когда один французский журналист подошёл переговорить со мной.
– До меня тут дошли кое-какие слухи. Очевидно, один английский клуб сделал предложение на твой счёт.
– Серьёзно?
– Да, и на очень серьёзную сумму! И клуб готов тебя отпустить.
– Ай, да ладно, я никуда не собираюсь. Никуда, – ответил я в шутку. – Даю тебе слово.
Я просто не воспринял сказанное тем парнем всерьёз. Я просто пошёл дальше по делам и даже не задумывался на сей счёт. Когда всё вскрылось, я мысленно возвращался к тому короткому и разговору и думал… может, уже тогда клубы обсуждали детали моего трансфера. Жозе Моуринью ещё не возглавил «Челси», но вполне возможно, помня о его интересе, он уже тогда сообщил клубу о желании меня подписать. Не в качестве непреложного условия, при выполнении которого он готов присоединиться к «Челси», а скорее как одно из первых пожеланий по укреплению состава. Кто знает?
В конце сезона я продлил контракт с «Марселем». Когда я делаю это, то чувствую себя обязанным клубу. Не так, что подписал и потом отправился, куда захотел. В начале июля я находился в Камеруне, где у нас намечался важный матч отборочный матч к чемпионату мира, и давал интервью, обсуждая связанные с «Марселем» планы на грядущий сезон: чего я хотел достичь; как сильно желал побить рекорд Жан-Пьера Папена, забившего за один чемпионат 33 гола; как мне хотелось стать величайшим игроком в истории клуба, помочь ему выиграть лигу и так далее.
После матча, выигранного Камеруном со счётом 2:0, в мой гостиничный номер зашёл Папе Диуф. Он теперь работал в должности генерального менеджера «Марселя» и не мог более оставаться моим агентом. Его визит изрядно меня удивил, так как обычно он никогда не посещал моих игр за сборную.
– Нужно поговорить, – сходу объявил он. Я понятия не имел, почему вдруг так срочно ему понадобился. – Одна команда сделала предложение по твоей покупке, и «Марсель» готов его принять. Это будет означать очень хорошую зарплату для тебя.
– Нет, я не хочу уходить. Я только что подписал новый контракт, и для меня подписал значит подписал. Я не собираюсь пудрить людям мозги.
– Ну, тебе придётся уйти, потому что клуб этого тоже хочет.
– Что за команда?
– «Челси».
– Я не хочу уходить. Я дал слово, поэтому никуда не собираюсь.
– Да, но президент уже готов принять решение сегодня.
– Меня это не волнует. Дело даже не в деньгах. Я не хочу никуда переходить. Можешь сказать президенту, что, даже если «Челси» удвоит мою зарплату в сравнении с сегодняшней, я всё равно не собираюсь уходить. Я не хочу!
Сообщение отредактировал Виллиан - Среда, 10.01.2018, 01:39 |
|
| |
| Chelsea | Дата: Четверг, 11.01.2018, 21:26 | Сообщение # 10 |
 Игрок молодежки
Группа: Администраторы
Сообщений: 441
Награды: 18
Статус: Оффлайн
| Молодец, классная биография, продолжай в том же духе!
|
|
| |
